Карел Чапек-Ход - Чешские юмористические повести. Первая половина XX века

В исторической перспективе и в скромных масштабах маленького провинциального городка многое из того, что претендовало на подлинный пафос, становится похожим на фарс. «Папенька» Рудольф, который видит крамолу в идиллических «Вечерних песнях» Витезслава Галека (1835—1874), у чешского читателя 30-х годов XX века мог вызвать только усмешку. Меж тем как в 1859 году, когда сборник вышел в свет, предубежденность бдительного жандарма против этого образчика «новомодной поэзии» не показалась бы столь карикатурной и неправдоподобной.

Мещанство — это прежде всего омертвение человека. Шаблон, трафарет, стереотип сковывают жизнь, лишенную творческого начала. Социальное положение, профессия накладывают на героев Полачека неизгладимый отпечаток, стирая индивидуальные черты. В повести действуют люди-автоматы, люди-схемы, и автор нарочито схематизирует сюжет: сначала мать становится счастливой соперницей дочери, затем отец отбивает невесту у сына; то супруг, то супруга оказываются под полным влиянием другой половины и живут ее интересами. Развитие сюжета идет зигзагами, что всякий раз связано с переломом в характере одного из родителей. Но это лишь замена одного стереотипа мышления и поведения другим. Персонажи Полачека убийственно серьезны, они преисполнены высокого мнения о собственной персоне и всячески стараются приподняться на цыпочки, чем-то придать себе значительность. Бывший лакей Мартин живет в мире представлений, почерпнутых им из бульварных романов, актер бродячей труппы Кветенский хвастает выдуманными связями с маркизами. Речевой трафарет Полачек воспринимал как свидетельство автоматизации мышления. Воспроизводя языковую рутину, он оттеняет духовное убожество и рутинное мышление героев. Полачек изображает мир, где вещи заслоняют человека, и потому характеристика персонажей часто дается через описание окружающих и как бы сросшихся с ними предметов.

Чешский литературовед З. К. Слабый заметил, что повествование у Полачека обычно состоит из вереницы юмористических сцен, но общий итог — сатирический. В «Гедвике и Людвике» диапазон авторского отношения к персонажам, замаскированного и образом повествовательницы, и внешней объективностью тона, весьма широк: от гневного отвращения до иронического сочувствия. Если тут можно говорить об авторской симпатии, то она принадлежит «детям». С наибольшей теплотой в повести говорится о ребячливом «папеньке» Индржихе. По горькому убеждению Полачека, только в детстве человек естествен, что проявляется и в языке. Почувствовав себя «взрослыми», Людвик и Индржих начинают говорить напыщенно. То же происходит с Гедвикой и Людвиком всякий раз, когда им приходится поучать родителей, изображать «взрослых». Светлый и радостный мир детства был главной духовной опорой Полачека.

Герой юмористического романа Карела Полачека «Михелуп и мотоцикл» (1935), когда ему доводилось слышать в эфире истерические выкрики Гитлера, поступал просто — поворачивал ручку волноискателя. Ничего не слышать и не видеть старались в ту пору многие. Иные надеялись задобрить фашистских «саламандр». 29 сентября 1938 года в Мюнхене Англия и Франция попытались откупиться от Гитлера пограничными областями Чехословакии. А 15 марта 1939 года гитлеровские войска вступили в Прагу. 1 июня 1942 года был расстрелян Владислав Ванчура, возглавлявший подпольный национально-революционный комитет чешской интеллигенции. 19 октября 1944 года в газовой камере Освенцима погиб Карел Полачек. Но даже казни и концлагеря не отучили чехов смеяться. Незадолго до смерти заканчивает комедию «Йозефина» Ванчура. Карел Полачек уже с желтой звездой на груди пишет юмористическую повесть о детстве «Нас было пятеро». В 1942 году выходит книга Яромира Йона (1882—1952) «Возлюбленные Доры и другие забавные истории». Завершала ее повесть «Lotos non plus ultra».

Еще в сборнике «Вечера на соломенном тюфяке» (1920) Йон, подобно Гашеку, сумел встать «над войной», побеждая ее ужасы смехом и верой в неистребимую жизнеспособность простого человека. Дуэль с фашизмом он начал в 1934 году повестью «Блудный сын» — гротескным портретом одного из единомышленников Гитлера. Читателям своих забавных историй Йон представляется как клоун, народный хитрец и сразу же прибегает к «военной хитрости» — в рассказе о безуспешных попытках сохранить чистоту собачьей породы (Дора — породистая сучка) издевается над фашистскими бреднями о расовой чистоте.