Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

— Да, ребе, — со страхом ответили они.

— Подойдите поближе, еще раз посмотрите на подсудимого и скажите, кто он такой.

— Йоше… Йоше-телок из Бялогуры.

— По каким приметам вы определили, что это Йоше-телок? — спросил ребе.

— Мы узнали его по наружности.

— Известно ли вам, что двое людей могут иметь одинаковую наружность?

— Да, ребе.

— Может быть, вам только кажется, что это Йоше?

— Нет, ребе.

— Вы уверены в том, что говорите?

— Да.

— Есть ли у вас хоть малейшее сомнение? Не стыдитесь признаться.

— Нет, ребе, мы бы не взяли грех на душу.

Бялогурская чаша весов опустилась вниз.

— Даен реб Шахне! — промолвил краковский мудрец. — Вы раввин, и мне не нужно рассказывать вам, что значит свидетельствовать перед раввинским судом!

— Я это знаю, — ответил реб Шахне.

Он несколько раз прочистил нос с трубным звуком в знак того, что ясно отдает себе отчет в происходящем, и сказал громким, хриплым голосом:

— Перед судом великих мудрецов и цадиков я заявляю, что человек, сидящий здесь, — помощник шамеса из Бялогуры, Йоше-телок, которого раввинский суд обязал жениться на Цивье, дочери Куне-шамеса из того же города. Она созналась суду, что забеременела от Йоше, и их поженили на бялогурском кладбище. Он надел ей кольцо на глазах у всего города. В брачную ночь он сбежал, и Цивья осталась соломенной вдовой. Я заявляю перед судом, что это тот самый Йоше.

Бесмедреш загудел. Вздохи прорезали воздух, как лезвия ножей.

— Тихо, всем молчать! — крикнул краковский раввин.

— Тихо, всем молчать! — повторили все раввины.

Бялогурская чаша весов опустилась еще ниже.

Затем вышел Исроэл-Авигдор и взялся за дело так, что бялогурская чаша резко взлетела вверх.

Он выступил очень пылко. Сначала он вымыл руки, как перед молитвой. Потом поправил ермолку и шляпу, затянул пояс и приблизился к столу так благоговейно, как будто шел на почетный вызов к Торе [181] В очередности вызовов к Торе некоторые номера почетнее других: третий, шестой, а также последний в случае чтения гафтары — отрывка из Пророков, завершающего публичное чтение Торы в субботу, праздники и посты. . Затем он выпрямился, закрыл глаза и заговорил, чеканя каждое слово, зычным голосом:

— Перед судом, перед моим ребе, перед всей общиной, стоя в бесмедреше, я, Исроэл-Авигдор, сын Фейги-Леи, заявляю, что подсудимый, сидящий перед нами, — это реб Нохем, зять моего ребе. Вернувшись из скитаний, он представил нам доказательства. Я осмотрел его и увидел, что все приметы на его теле совпадают с теми, что назвала дочь ребе, Сереле. Прошу суд позволить мне рассказать об этом.

— Говорите, — повелел краковский раввин.

Исроэл-Авигдор рассказал обо всем: о «Книге ангела Разиэля», о стакане молока и всех остальных приметах. Он не упустил ни одной мелочи, ни одной подробности. Нешавская чаша весов опускалась все ниже и ниже, но вдруг она рванулась вниз с такой силой, что все разинули рты.

Исроэл-Авигдор открыл глаза, посмотрел по сторонам и взял свою бороду в кулак.

— Господа, — сказал он. — Я уже немолод, и недалек тот день, когда я предстану перед великим, последним судом на том свете, и клянусь вам моей седой бородой, что все сказанное мной здесь так же правдиво, как сама святая Тора.

Да, Исроэл-Авигдор знал, что делает. Его седая борода так дернула за чашку весов, что реб Шахне весь затрясся.

После свидетельских показаний ввели обеих женщин. Первой суд выслушал дочь Куне-шамеса.

Цивью было не узнать. После дальних поездок с отцом, после стольких встреч с незнакомыми людьми она начала вести себя как взрослая. Она понимала, что ей говорят, отвечала связными фразами и даже стала меньше заикаться и реже хихикать.

— Женщина, — предостерег ее краковский ребе, — ты стоишь перед раввинами. Ты понимаешь, что это значит? Говори чистую правду. Тех, кто лжет, поджаривают в аду, ты знаешь об этом?

— Да, — сказала Цивья.

— Подойди ближе к человеку, который сидит за столом, и скажи, кто это.

— Йоше-телок, — ответила Цивья.

— Кто он такой?

— Мой муж.

— Чем ты можешь доказать, что он твой муж?

— Я узнала Йоше.

— Других доказательств у тебя нет?

— Не знаю.

— Можешь ли ты поклясться на свитке Торы, что это твой муж Йоше?

— Клянусь, — сказала Цивья.

После нее вошла Серл, дочь ребе. Исроэл-Авигдор вел ее с таким почтением, как будто то был сам ребе.

— Дорогу! — кричал он.

Бледная, с красными от слез глазами, Серл тихо прошла через весь бесмедреш. Она взглянула на стол, за которым сидели ее близкие. Отец и муж, ее Нохем, которого уже несколько недель как отделили от нее. Отец взглянул на Сереле, а муж — нет; он сидел, погрузившись в книгу. Она почувствовала слабость в коленях. Исроэл-Авигдор принес стул для нее.