Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

Сын повторил свой нетерпеливый жест. Этот жест был нацелен в пространство, как будто он увидел там некий призрак несправедливости.

— Громы небесные! — произнес он с отчаянием. Затем снова погрузился в молчание, мрачно разглядывая свою тарелку.

Такое поведение быстро заставило мать покориться. Она заговорила, но теперь уже примирительно:

— Джордж, голубчик, не можешь ли ты принести мне сегодня сахару?

Видно было, что она просит для себя награды. Келси очнулся от своей дремоты.

— Ладно, если не забуду, — отвечал он.

Старушка встала, чтобы положить в судки обед для сына. Покончив с завтраком, он некоторое время с важным видом прохаживался по комнате. Затем надел пальто и шляпу, взял судки и направился к выходу. Здесь он задержался и, не поворачивая головы, сухо промолвил:

— Ну, пока!..

Старушка поняла, что обидела сына. Она не стала искать объяснений. Она уже привыкла к подобным происшествиям и поторопилась сдаться.

— И ты не поцелуешь меня на прощание? — спросила она тихим, жалобным голосом.

Юноша сделал вид, что уходит, глухой к ее просьбе. Он выглядел как монарх, оскорбленный в своем достоинстве. Но старушка снова окликнула его, и в голосе ее прозвучало одиночество:

— Джордж… Джордж… неужели ты не поцелуешь меня на прощание ?

А когда он тронулся, то почувствовал, что она уцепилась за полу его пальто. В конце концов юноша обернулся и проворчал: «Ну ладно». И он поцеловал мать. В голосе его был оттенок превосходства, словно он даровал неслыханное помилование. Она же глядела на него с упреком, благодарностью и любовью.

Стоя на площадке лестницы, мать следила, как скользит его рука по перилам. По временам она видела его локоть или часть плеча. И когда он достиг первого этажа, крикнула ему вслед: «До свидания!»

Маленькая старушка вернулась к своей кухонной работе с морщинкой недоумения на лбу.

— Не пойму, что такое сегодня с Джорджем, — задумалась она, — он был сам не свой…

Устало хлопоча по хозяйству, она принялась размышлять. Сын ее тревожил. Она смутно подозревала, что он страдает какой-то опасной болезнью. Да, без сомнения, что-то пожирает его почки или питается его легкими… Потом она представила себе женщину, порочную и красивую, которая приворожила его и отравляет ему жизнь. Воображение старушки создавало множество диковинных опасностей, которые обрушивались на ее сына, словно зеленые драконы. Они, эти опасности, сделали его мрачным, молча страдающим человеком. Она мечтала обнаружить их, чтобы храбро прийти на помощь своему герою сыну.

Она знала, что он, такой великодушный, будет скрывать от нее свои мучения. И она ломала себе голову в догадках.

Но вечером Джордж вернулся домой необыкновенно жизнерадостным. Он казался десятилетним мальчишкой, он прыгал по комнате. Когда мать несла кофейник с плиты на стол, он принялся вальсировать с ней, так что она расплескала немного кофе. Ей даже пришлось побранить его.

За ужином он без конца шутил. Несколько раз ей пришлось рассмеяться, хотя она и считала, что не подобает смеяться над шутками собственного сына. По временам она делала замечания, которые сын пропускал мимо ушей.

Весь вечер Джордж был в духе. Покуривая трубку, он читал вслух заметки из вечерней газеты. Мать хлопотала по хозяйству. Она чувствовала себя такой счастливой рядом с сыном, который лениво пускал облачка дыма и часто перемежал блистательными комментариями газетные новости. Она казалась себе образцовой матерью, раз у нее есть сын, который возвращается к ней вечером и сидит довольный, с усталостью в мышцах, после хорошего трудового дня. Она размышляла о мудрости своего руководства.

Всю следующую неделю она продолжала радоваться, так как Джордж проводил каждый вечер дома и был в отличном настроении. Теперь она окончательно убедилась в своем материнском умении и в том, что воспитала прекрасного сына. Часто глаза ее светились любовью, а морщинистое желтое лицо смягчалось улыбкой, напоминавшей улыбку девушки, глядящей на своего первого и, быть может, последнего избранника.

Обычно старушка старалась подавлять у сына малейшее проявление юношеского тщеславия. Она опасалась, как бы он не стал воображать о себе слишком много, ибо знала, что нет худшей беды. Излишнее самолюбование всегда пассивно, думала она, и если сын привыкнет считать свои умственные способности каким-то блестящим созвездием, то он так и просидит на месте и не совершит чудес, которых она от него ожидает. Поэтому она всегда была начеку, чтобы не допустить даже тени чего-либо подобного. Что касается Джорджа, то он раздумывал об этом с жестокой и мстительной горечью, присущ щей молодым людям, и решил, что мать его не понимает.