Там, прислонясь к колонноподобному стволу, сидел мертвец и смотрел на него. На нем был мундир, некогда синий, а теперь выцветший до уныло-зеленого цвета. Глаза, глядевшие на юношу, были студенисты, как глаза дохлой рыбы. Открытый рот обнажал нёбо жутко желтого цвета. По серым щекам бегали маленькие муравьи. Один из них волочил какую-то ношу по верхней губе мертвеца.
Оказавшись лицом к лицу с этим нечто, юноша вскрикнул. На несколько мгновений он окаменел. Он смотрел в остекленелые глаза мертвеца. Мертвый и живой обменялись долгим взглядом. Потом юноша осторожно пошарил рукой позади себя и нащупал ствол. Держась за него, он стал шаг за шагом отступать, все еще обратившись лицом к трупу. Он боялся, что если он отвернется, тот вскочит и беззвучно погонится за ним.
Ветви хлестали его и грозили толкнуть к мертвецу. Ноги беспомощно цеплялись за узловатые корни, и все время его преследовало неотвязное чувство, что он прикасается рукой к холодному, мертвому телу. Его пронизала дрожь.
Наконец он вышел из оцепенения и побежал напролом через кустарник. Его преследовало зрелище черных муравьев, алчно копошащихся на сером лице и подбирающихся до ужаса близко к глазам.
Потом он остановился и, с трудом переводя дыхание, прислушался. Ему казалось, что из мертвого горла сейчас вырвется чудовищный голос и прохрипит ему вслед ужасные угрозы.
Деревья у входа в часовню успокоительно шелестели под легким ветерком. Скорбное молчание воцарилось в усыпальнице.
Деревья начали тихонько петь гимн сумеркам. Солнце скатилось к горизонту, и его косые бронзовые лучи озарили лес. Насекомые вдруг примолкли: казалось, они благочестиво молятся, склонив хоботки к земле. В наступившей тишине слышался только мелодичный хор деревьев.
Внезапно в безмолвие вторгся оглушительный шум, Издали донесся устрашающий рев.
Юноша замер. Кошмарная мешанина звуков приковала его к месту. Впечатление было такое, словно вдребезги разбиваются небесные светила. Тарахтение ружейной стрельбы смешивалось с бухающими разрывами снарядов.
Мысли юноши заметались. Ему чудилось, что армии, как пантеры, бросились друг на друга. Он прислушался. Потом побежал в ту сторону, где шел бой. Он понимал, какая ирония скрыта в том, что теперь он торопится как раз туда, откуда так жаждал уйти. Но, — говорил он себе, — если станет известно, что земля вот-вот налетит на луну, многие, надо полагать, захотят вылезти на крыши, чтобы увидеть это зрелище.
На бегу он обнаружил, что лес перестал петь, словно обрел наконец способность внимать посторонним звукам. Деревья смолкли и застыли. Вся природа прислушивалась к грохоту, к треску, к ошеломляющему грому. Сливаясь воедино, эти звуки плыли над тихой землей.
Внезапно юноше пришло в голову, что сражение, в котором он успел принять участие, было всего лишь ленивой перестрелкой. Судя по тому, что творилось теперь, он, очевидно, еще и не видел настоящего боя. Так грохотать может только битва небесных воинств, схватившихся в воздухе не на жизнь, а на смерть.
Продолжая размышлять, он понял, как смешны были и его товарищи и он сам в их первой стычке с неприятелем. Они так серьезно относились к себе и к вражеским отрядам и воображали, что они-то и решают исход войны! Маленькие людишки считали, что их имена будут вырезаны на бронзовых дощечках, не знающих тления, а образы — запечатлены в сердцах сограждан; в действительности же газеты сообщат об этом сражении петитом под ничего не говорящим заголовком. Но он понимал и то, что, думай солдаты иначе, они все дезертировали бы — все, кроме самых отчаянных и отпетых.
Он ускорил шаги. Ему хотелось поскорее подойти к опушке и выглянуть.
В его мозгу возникали картины потрясающих сражений. Мысль, привыкшая работать только в одном направлении, научилась все воссоздавать зрительно. Грохот боя был словно голос красноречивого рассказчика.
Порою терновник, вставая сплошной стеной, не желал пропустить его. Деревья протягивали лапы и преграждали путь. Лес, который недавно был так враждебен к нему, теперь удерживал его, и это наполняло юношу сладкой болью. Казалось, природа еще не хочет его убивать.
Но, упрямо обходя препятствия, он все же добрался до места, откуда видна была завеса дыма над полем боя. Голоса пушек оглушали юношу. Ружейные залпы звучали, как долгие воющие жалобы, больно отдаваясь в ушах. Он остановился, вглядываясь вдаль. В глазах его был благоговейный ужас. Он боязливо смотрел туда, где шло сражение.
Читать дальше