Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

Он подумал о товарищах. Хрупкая синяя линия выдержала удар и победила. Эта мысль наполнила юношу горечью. Слепые, нерассуждающие винтики предали его. Он опрокинут и раздавлен упрямством, с которым они удерживали позиции, хотя, будь у них капля разума, они сразу поняли бы, что это невозможно. А вот он дальновиден, его глаза пронзают мрак грядущего, он наделен высшей проницательностью и знанием, поэтому он и убежал. Он возмущался своими товарищами. Они дураки, это не требовало доказательств.

Нетрудно догадаться, что они скажут, когда он вернется к ним. Он представил себе, каким издевательским воем они его встретят. Они слишком тупы, чтобы понять превосходство его точки зрения.

Ему до боли стало жаль себя. С ним плохо обошлись. Железная пята несправедливости растоптала его. Он поступил как нельзя более мудро и правильно, а нелепое стечение обстоятельств разрушило все его замыслы.

В нем поднялся слепой, неукротимый гнев на однополчан, на войну, на судьбу вообще. Он понуро плелся, охваченный тревогой и отчаяньем. При каждом звуке он вздрагивал и подозрительно оглядывался, и в гла: зах у него было такое выражение, какое бывает у преступника, который знает, что его вина велика, велико будет и наказание, но не находит слов, чтобы оправдаться.

С поля он свернул в чащу леса, словно желая укрыться в ней. Он хотел уйти от щелканья выстрелов, звучавших для него как человеческие голоса.

Деревья стояли вплотную друг к другу, расходясь наверху, как стебли букета; земля заросла кустарником и ползучими растениями. Юноша с трудом прокладывал себе дорогу; каждый его шаг гулко отдавался в лесу: Растения цеплялись за ноги и с треском отрывались от деревьев, к которым они прилепились. Молодая поросль так шуршала расступаясь, словно старалась оповестить весь мир о том, где он находится. Лес не желал мириться с его присутствием. Он протестовал при каждом его движении. Когда юноша отдирал стебли плюща от стволов, потревоженная листва поворачивалась к нему, размахивая руками. Он смертельно боялся, что этот шелест, этот хруст привлекут внимание людей; в поискал глухого, затерянного тайника он забирался все глубже.

Ружейные выстрелы стали глуше, пушечная пальба отдалилась. Солнце, прежде невидимое, вдруг засверкало в просветах между деревьями. Ритмично жужжали насекомые. Они как будто дружно, в унисон скрипели зубами. Из-за ствола выглянула нахальная физиономия дятла. Пролетела, махая беспечными крыльями, какая-то птица.

Грохот смерти остался позади. Теперь ему казалось, что природа глуха.

Глядя вокруг, юноша чувствовал, что к нему возвращается уверенность. Этот пейзаж был чудесным заповедником жизни, источником веры в нерушимый мир. Он перестал бы существовать, доведись его робким глазам увидеть кровь. Природа представлялась юноше женщиной, которой ненавистна трагедия.

Он запустил шишкой в резвящуюся белку, и та удрала, что-то испуганно вереща. Она остановилась только на вершине дерева, осторожно выглянула из-за ветки и, замирая от ужаса, посмотрела вниз.

Случай с белкой наполнил юношу торжеством. «Таков закон», — твердил он себе. Сама Природа подает ему знак. Как только белка обнаружила опасность, она немедленно обратилась в бегство. Она не осталась на месте, не подставила пушистое брюшко под удары шишек, не погибла смертью храбрых, устремив последний взгляд в исполненные сострадания небеса. Нет, она удирала со всех ног. А ведь это, надо думать, обыкновенная белка, а не философ среди своего племени. Юноша зашагал дальше, чувствуя, что Природа заодно с ним. Она подтверждала его рассуждения доказательствами, которые можно найти везде, где светит солнце.

Он чуть не увяз в болоте. Пришлось перескакивать с одной мшистой кочки на другую, стараясь не проваливаться в маслянистую жижу. Остановившись на минуту, чтобы осмотреться, он заметил какого-то маленького зверька, который нырнул в черную воду и сразу же вынырнул с поблескивающей рыбкой в зубах.

Юноша снова углубился в густые заросли. Когда он наступал на ветки, они трещали так, что заглушали канонаду. Он пробирался во тьме, гонимый желанием скрыться в еще большей тьме.

Наконец он оказался в таком месте, где ветви смыкались, как свод, высоко над головой. Он осторожно раздвинул зеленые двери и вошел. Сосновые иглы и хвоя лежали на земле мягким коричневым ковром. Царил торжественный, церковный полумрак.

На пороге этой часовни он замер, пораженный ужасом, ибо увидел нечто.