Торнтон Уайлдер - Каббала

Пока я вот так сидел, мне принесли из дома записку. Мистер Перкинс из Детройта прознал, что я здесь, и воспринял это обстоятельство как удачный предлог для вторжения в самую недоступную виллу Италии. Теперь, уже обосновавшись в одной из гостиниц ближайшего к нам городка, он объявлял о своем намерении нанести мне визит. Я нацарапал на обороте записки, что несчастье, случившееся в семье, не позволяет мне в настоящее время пригласить его в гости.

Солнце, палившее с утра, разошлось не на шутку, так что послеполуденные часы мы провели под крышей. Маркантонио с донной Джулией пытались обучить меня неаполитанскому диалекту – к вящему ужасу сидевшей рядом с нами кузины. Вскоре однако урок выродился в полное тонких колкостей препирательство преподавателей. Колкости, по большей части словно бы заключенные в лопающиеся от ненависти скобки, стремительно следовали одна за другой, густо пересыпаемые жаргонными оборотами, находящимися далеко за пределами моего понимания. Чем она его донимала, я мог только догадываться. Он неизменно терпел поражение, отчего говорил все громче и раздраженнее. Дважды он бросался вокруг стола, собираясь ударить ее; она ожидала удара, спокойно подаваясь навстречу брату и глядя на него снизу вверх магнетическими глазами. Наконец, он попросил меня уйти с ним вместе наверх, и они расстались, совсем как семилетние дети – строя друг другу рожи и норовя последним выкрикнуть какую-нибудь гадость.

После обеда военные действия возобновились. Герцогиня клевала носом у огня; сидя напротив нее, что-то бормотала кузина. А двое детей, пристроясь в тени, обменивались оскорблениями. Их непонятная ссора подействовала на меня до странного тягостно. Я извинился и отправился спать. Последним, что я увидел, был удар, который взъярившийся Маркантонио обрушил на сестрино плечо, последнее, что услышал – переливы ее дразнящего смеха, сопровождавшего их возню на стоявшем в углу резном деревянном сундуке. Поднимаясь по лестнице, я спорил сам с собой: ну конечно, у меня разыгралось воображение; слишком много эротических россказней свалилось на мою бедную больную голову за эту неделю; конечно, мне лишь почудилась, что любовь и ненависть смешались в этих ударах, обращая их в жестокие ласки, что в самом ее смехе издевки было не меньше, чем приглашения.

Но нет, мне это совсем не почудилось.

Около трех меня разбудил одетый по-дневному Маркантонио. Он излил на мою сонную голову поток стремительных слов, в котором я различил лишь одну, лихорадочно повторявшуюся фразу: «Вы были правы». Затем он оставил комнату так же порывисто, как и пришел.

До чего все-таки неизменным было везение мистера Перкинса! Даже теперь, когда он, собрав воедино всю свою американскую напористость, проник в сады запретной виллы, – какой ангел хранитель позаботился устроить все так, чтобы он увидел виллу в самом характерном ее обличии? Ибо самое характерное из своих обличий роскошная старая итальянская вилла приобретает, когда мертвый князь лежит среди ее розовых кущ! Да, стоило Фредерику Перкинсу из Детройта в хрустальные семь утра перескочить через стену, как он обнаружил у свих ног тело Маркантонио д'Аквиланера, 14-го князя и 14-го герцога Аквиланера и Столи, 12-го герцога Столи-Роккеллина, маркиза Буначчио, Теи и проч., барона Спенестра из Гран-Спенестра, синьора Цестрианских озер, патрона бейлифа Ордена Святого Стефана; как равно и князя Альтдорф-Готтенлинген-Крабургского, курфюста-управителя королевства Альтдорф-Г.-К.; князя Священной Римской Империи и т.д. и т.п.; Камерария Неаполитанского двора, лейтенанта и кузена Папской Семьи; кавалера Ордена Черепа (первой степени); уже три часа, как остывшего, с влажным револьвером, зажатым в правой руке.

Известие о смерти Маркантонио Каббала приняла философски. То, что пораженная горем мать поведала мисс Грие о его кончине, представляло собой шедевр непонятливости. Согласно ее рассказу, я творил чудеса; строго говоря, именно стремительность и полнота испытанного мальчиком перерождения и подорвали его здоровье. Это она, только она виновата во всем. Ей следовало понимать, что от юноши невозможно требовать полного воздержания; чрезмерная добродетельность привела к тому, что он сошел с ума и застрелился, не вместив собственной непомерной святости.

– В таких обстоятельствах мы бессильны, Леда, – пробормотала, выслушав ее, мисс Грие.

Кардинал не сказал ничего.