Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки

Конечно, водяной-велиководник, скажем, в Праге, на Влтаве, живет барином: у него есть, пожалуй, и моторная лодка, а на лето он едет к морю. Да ведь в Праге и у иного мошенника-греховодника порой денег куры не клюют, раскатывает он в автомобиле, — ту-ту! — только грязь летит из- под колес! А есть и такие захудалые водяные, у которых всего добра — лужица с ладонь величиной, а в ней лягушка, три комара и два жука-плавунца. Иные прозябают в такой мизерной канавке, что в ней и мышь брюшка не замочит. У третьих за целый год только и доходу, что пара бумажных корабликов и детская пеленка, которую мамаша упустит во время стирки… Да, это уж бедность! А вот, к примеру, у ратиборжского водяного не меньше двухсот тысяч карпов да еще вдобавок лини, сазаны, караси и, глядишь, здоровенная щука… Что говорить, нет на свете справедливости!

Водяные вообще-то живут одиноко, но так раз-два в году, во время паводка, собираются они со всего края и устраивают, как говорится, окружные конференции. В нашем краю всегда съезжались они в половодье на лугах возле Кралова Градца [35], потому что там такая красивая водная гладь, и прекрасные омуты, и излучины, и затоны, выстланные самым мягким илом высшего сорта. Обычно это желтый ил или немного коричневатый, если же он красный или серый, то он уже не будет таким нежным, словно вазелин… Так вот, найдя себе подходящее место, все они усаживаются и рассказывают друг другу новости: скажем, что в Суховршице люди облицевали берег камнем, и тамошний водяной… как бишь его?.. старый Иречек, должен оттуда переселиться; что ленты и горшки подорожали — просто беда: водяному, чтобы кого-нибудь поймать, приходится покупать ленточек на тридцать крон, а горшок стоит минимум три кроны, да и то с браком, прямо хоть бросай ремесло и берись за что-нибудь другое! И тут кто-то из водяных рассказывает, что яромержский водяной Фалтыс… ну, тот, рыжий!.. уже подался в торговлю: продает минеральные воды; а хромой Слепанек стал слесарем и чинит водопроводы; и многие другие тоже переменили профессию.

Понимаете, ребятишки, водяной может заниматься только тем ремеслом, в котором есть что-нибудь от воды: ну, например, может быть он под-водником или про-водником, или, скажем, может писать в книжках в-водную главу; или быть за-водилой или вод-ителем трамвая, или выдавать себя за руководителя или за хозяина за-вода, — словом, какая-нибудь вода тут должна быть.

Как видите, профессий для водяных хватает, потому-то водяных остается все меньше и меньше, так что, когда они друг друга считают на ежегодных собраниях, слышны грустные речи:

«Опять нас на пять душ меньше стало, ребята! Так наша профессия понемногу совсем вымрет».

— Н-да, — говорит старый Крейцман, трутновский водяной, — уж нет того, что было! О-хо-хо-хо-хо, много тысяч лет прошло с тех пор, как вся Чехия была под водой, а человек — вернее, тьфу ты, водяной, ведь тогда людей еще не было, время было не то… Ах, батюшки, на чем я остановился-то?

— На том, что вся Чехия была под водой, — помог ему гавловицкий водяной Зелинка.

— Ага, — сказал Крейцман. — Тогда, стало быть, вся Чехия была под водой, и Жалтман, и Красная гора, и Кракорка, и все остальные горы, и наш брат мог, ног не засушив, пройти себе прекрасно под водой хоть из Брно до самой Праги! Даже над горой Снежкой воды было на локоть… Да, братцы, это было времечко!

— Было, было… — сказал задумчиво ратиборжский водяной Кулда. — Тогда и мы, водяные, не были, такими отшельниками-пустынниками, как сейчас. И у нас были подводные города, построенные из водяных кирпичей, а мебель вся была выточена из жесткой воды, перины — из мягкой дождевой воды, и отапливались теплой водой, и не было ни дна, ни берегов, ни конца ни краю воде — только вода и мы.

— Да уж, — сказал Лишка, по прозвищу Леший, водяной из Жабоквакского болота. — А какая вода тогда была! Ты мог ее резать, как масло, и шары из нее лепить, и нитки прясть, и проволоку из нее тянуть. Была она как сталь, как лен, и как стекло, и как перышко, густая, как сметана, а прочная, как дуб, а грела, как шуба. Все, все было сделано из воды. Что толковать, теперь разве такая вода! — И старый Лишка так сплюнул, что образовался глубокий омут.

— Да, была, да сплыла, — в раздумье произнес Крейцман. — Хороша была вода, словно еще и недавно, а вот была — да сплыла. И вдобавок была она совсем немая!