Карел Чапек: Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки

Ладно, вы посеяли? Поставили горшки в тепловатую воду и накрыли их стеклом? Занавесили окна, чтобы не било солнце, и закрыли их, чтобы в комнате установилась парниковая сорокаградусная температура? Все в порядке. Теперь для каждого посеявшего наступает пора энергичной напряженной деятельности, то есть ожидания. Обливаясь потом, без пиджака и жилетки, затаив дыхание, склоняется ожидающий над своими цветочными горшками, словно вытягивая взглядом ростки, которые вот-вот должны пробиться.

Первый день нет ни малейших признаков всходов; и ожидающий всю ночь ворочается с боку на бок на постели, томясь в ожидании утра.

На другой день таинственная почва порождает пятнышко плесени. И ожидающий уже радуется, видя в этом пятнышке первый след жизни.

На третий день вылезает что-то на длинной белой ножке и начинает расти как сумасшедшее. Ожидающий начинает чуть не громко ликовать — дескать, вот оно! — и беречь этот первый маленький побег как зеницу ока.

На четвертый день, когда росточек невероятно вытянулся вверх, в душу ожидающего закрадывается тревога: уж не сорняк ли какой? Вскоре обнаруживается, что опасение не лишено оснований. Это первое, появившееся в горшке, длинное, тонкое растение неизменно оказывается сорняком. Тут, видимо, какой-то закон природы.

Но вот примерно на восьмой день, а то и позже, вдруг ни с того ни с сего, в какой-то не поддающийся учету, таинственный момент (так как никто никогда этого не видел и не наблюдал), тихонько раздвигается земля и появляется на свет первый росток. Я всегда думал, что былинки прорастают из семени либо вниз корешком, либо вверх, как картофельная ботва. Оказывается, ничего подобного. Почти каждая былинка растет кверху под своим семенем, приподнимая его своей верхушкой, как шапочку на голове. Представьте себе, если бы ребенок рос, держа на голове родную мать. Это просто чудо природы; и такой атлетический трюк производит почти каждый росток: подымает семя вверх все смелее и смелее, до тех пор пока в один прекрасный день не уронит или не отбросит его и не станет после этого голый и хрупкий, коренастый или тщедушный, и на макушке у него два этаких смешных листочка; а между двух этих листочков показывается потом…

Что? Этого я вам сейчас не скажу. Рано. Пока — только два листочка на бледном стебельке, но это так удивительно, и столько в этом разнообразия: у каждого растеньица по-своему… Так что я хотел сказать? Ах да, ничего особенного: только то, что жизнь гораздо сложней, чем это можно себе представить.

В феврале садовод продолжает работы, начатые в январе, — а именно, главным образом ухаживает за погодой. Дело в том, что февраль — время опасное, угрожающее садоводу бесснежными морозами, солнцем, сыростью, сушью и ветрами. Этот самый короткий месяц в году — какой- то заморыш среди других месяцев, недоношенный, високосный, вообще не солидный — выделяется среди них своими коварными проделками. С ним держи ухо востро! Днем выманит на свет божий почки на кустах, а ночью сожжет их морозом; одной рукой гладит нас, а другой — щелкает по носу. Черт его знает, почему в високосные года именно этому вертлявому, катаральному, лукавому месяцу-коротышке прибавляют один день; уж лучше прибавлять день чудному месяцу маю: пускай будет тридцать два. Вот это дело! С какой стати нам, садоводам, страдать?

Следующей сезонной работой в феврале является подстерегание первых признаков весны . Садовод ни во что не ставит ни первых майских жуков, ни первых бабочек, которые обычно возвещают весну на страницах газет: во-первых, майские жуки ему вообще ни к чему, а во-вторых, первой бабочкой обычно является последняя, прошлогодняя, забывшая умереть. Первые признаки весны, взыскуемые садоводом, более надежны. Они — следующие:

1. Крокусы, появляющиеся у него в траве в виде крепких, упругих остроконечных шишечек; в один прекрасный день такая шишечка вдруг лопнет (при этом еще никто никогда не присутствовал) и превратится в пучок красивых зеленых листиков. Это и есть первый признак весны. Затем:

2. Садоводческие прейскуранты, которые приносит ему почтальон. Хотя садовод знает их наизусть (подобно тому как «Илиада» начинается словами: «Менин аэйде, теа» [7], так и эти каталоги начинаются всегда одинаково: «Acaena, Acantholimon, Acanthus, Achillea, Aconitum, Adenophora, Adonis» и т. д., так что любой садовод отбарабанит вам, как из пулемета), тем не менее, он снова внимательно прочитывает их — от Асаеn'ы до Yucc'и — в мучительном раздумье, что бы еще заказать.