Рене Баржавель - Девушки и единорог

Когда она стояла перед ним, опустив взгляд, она видела его башмаки из грубой кожи напротив тонкой туфельки из гладкой замши, выглядывавшей из-под края ее юбки. Осторожно спрятав ее, она подняла глаза на Шауна и улыбнулась ему, пробормотав:

— До понедельника!..

Внезапно ей почудилось, что сейчас он устремится вперед, к ней, схватит ее. Но он, странно дернувшись, ограничился тем, что молча забрался на свое сиденье. Затем с силой рванул рычаги; металл и огонь воспроизвели рев дракона, которому наступили на хвост, и машина рванулась с места, словно сойдя с ума, рыча и разбрасывая камни из-под колес.

Гризельда удовлетворенно вздохнула и направилась по дамбе к дому. Заканчивался вечер, спокойный и мирный. Шум мотора затихал за ее спиной, а рокот морских волн приближался спереди. Прилив достиг высшей точки. Огромная масса воды на краткий миг застыла в равновесии, остановившись в своем вечном движении, после чего началось отступление. На гладкой поверхности моря играли пурпурные, аквамариновые и зеленые краски. Остров лежал перед ней, массивный и знакомый, словно вынырнувший из волшебного путешествия по переливам волн. Ардан, обезумевший от радости, мчался с лаем к ней по склону. Гризельда почувствовала, что охватившая ее радость сейчас заставит ее танцевать. Тело казалось ей необычно легким, каждое его движение было согласовано с морем и небом. Она побежала навстречу красно-белому псу с пятнами тени, и они встретились на нижней части лужайки. Ардан подпрыгнул и лизнул ее в лицо. Схватив его и прижав к себе, Гризельда упала вместе с ним на траву; она смеялась, пес лаял. Море со вздохом начало отступать.

Следующее воскресенье было третьим в этом месяце, и в этот день преподобный отец Джон Артур Бертон после окончания службы обедал на острове Сент-Альбан. Высокий, худой, давно облысевший старик, судя по всему, в молодости обладавший рыжей шевелюрой. Несколько лет он провел в Папуасии, где проповедовал среди туземцев христианство. Вернулся на родину хромым, облысевшим и без жены. Злые языки утверждали, что ее, а заодно и левую ногу проповедника съели новообращенные. Если и так, то его душа осталась незатронутой. Он по-прежнему был розовым как снаружи, так и изнутри.

— Обратимся к Господу, — произнес он, обращаясь к собравшемуся в салоне семейству. Это давно превратилось в традицию, когда преподобный отец совершал непродолжительный обряд перед тем, как собравшиеся садились за стол. Это ежемесячное общение с Богом избавляло обитателей Сент-Альбана от утомительных воскресных поездок в Муллиган.

Сэр Джон стоял под портретом сидевшего на коне Джонатана. Справа от него небольшой группой стояли леди Гарриэтта, Амбруаз Онжье и тетушка Августа, посетившая остров с намерением сообщить брату что-то важное. Слева от сэра Джона толпились его дочери. Перед собравшимися стоял преподобный Бертон; справа от него — зеленое кресло, слева — коричневый пуф с кисточками, а сзади — низкий столик, на котором возвышалась громадная ваза с охапкой цветов.

Закрыв глаза и нахмурившись в стремлении проникнуть в души присутствующих, он произнес:

— Мы снова собрались перед Тобой, Господи, чтобы обратиться к Тебе с нашими молитвами, поблагодарить Тебя за Твои дары и попросить Тебя о бесконечном снисхождении к нашим грехам и нашим слабостям. Ты хорошо знаешь этот дом, в котором любят и уважают Тебя. Мы просим Тебя, Господи, не лишать обитателей этого дома своей защиты и своего мира. Аминь!..

— Аминь!.. — хором отозвались собравшиеся.

Внезапно раздался негромкий, дрожавший от сдержанного гнева голос:

— Хотела бы я знать, кто этот Господь, к которому вы обращаетесь?

Это был голос Элис. Она буквально испепеляла взглядом потрясенного пастора. Ее сердце отчаянно билось в груди под накидкой с черными кружевами. Поднятые к груди руки сжимались в крепкие агрессивные кулачки. Она с пылом и возмущением продолжила:

— Можно подумать, что вы обращаетесь к капитану полиции! Вы словно приглашаете его пообедать вместе с вами! Вам не приходит в голову, что вы говорите с Богом?

Члены семейства смотрели на Элис, вытаращив глаза. Все были ошеломлены настолько, что не могли ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь.

Элис глубоко вздохнула. Ее слова были всего лишь прологом, они помогли сохранить мужество для продолжения.

— Я должна сообщить вам, что я католичка!.. Я стала членом Церкви! Единственной истинной церкви, католической, апостольской, римской церкви!.. Позавчера меня крестили.