Лао Шэ: Сказители

Баоцин вздохнул.

– Я и вправду ее не понимаю и ничего не могу ей посоветовать или предложить. Она волнует меня больше всего. Восемь лет войны, хаос и беспорядок. Можно считать, что мне как актеру повезло и я прожил эти годы неплохо. Очень многие, более способные, чем я, устроились хуже. Только вот Сюлянь, это поистине боль моего сердца.

– Я понимаю. – Мэн Лян встал, чтобы размять ноги. – Дорогой друг, ваши поступки всегда следовали общему течению, только вы сами этого не замечали.

– Приведите мне какой-нибудь пример.

– Вы не соглашались продать Сюлянь, это прекрасный пример. Но это вовсе не была ваша идея. Времена изменились, и вы должны были измениться вслед. Жена наша считает, что нет ничего плохого в продаже людей, потому что веяния новой эпохи еще не коснулись ее. Есть масса людей, которых она еще не коснулась. Фраза, которую часто произносит ваша жена – «Раз скиталец, значит, человек с несчастной судьбой», – была известна восемьсот лет назад. Но она продолжает ее повторять, как будто это что-то совершенно новое. Вот вы – человек более передовой. Вы идете впереди нее.

– Спасибо вам на добром слове! – закивал Баоцин.

– Посмотрите на воды этой реки, – продолжал Мэн Лян. – Некоторые рыбы плывут по течению, а некоторые знай себе прячутся в щелях между камней, и ни с места.

– Есть такие рыбы, – подтвердил Баоцин.

– Как ваша жена, которая вообще не желает шевелиться. Вы продвинулись вперед, знаете, что продавать людей нехорошо. Однако и вы продвинулись всего лишь немножко. В других областях вы стали похожи на рыбу, прячущуюся в расщелинах, и не двигаетесь совершенно. Вы не хотели признать, что Сюлянь нужна любовь, поэтому не смогли наставить ее на правильный путь. Тоскуя по любви и не получая ее, Сюлянь мучилась. Первый же мужчина, которого она встретила, обманул ее. Она думала, что это и есть любовь. Любовь и вожделение различить не так легко. Это вы познакомили ее с Чжан Вэнем... Если бы вы понимали, иго любовь вовсе не зазорна, то должны были бы откровенно с ней обо всем поговорить и помочь. Кончилось же это тем, что вы решили пойти на хитрость, допустимую разве что в отношении ваших коллег, вот все и провалилось. Вы потерпели поражение потому, что не понимали, что времена изменились. Сюлянь оказалась очень смелой, решила идти напролом, вот и расшибла себе голову. Она стала жертвой закона природы. Мой друг, вы вместе с ней попали в омут. – Мэн Лян показал пальцем на воронку посреди реки.

Баоцин наклонился вперед, чтобы разглядеть убегающие волны.

– Я надеюсь, что она сможет тихо и спокойно пережить все случившееся.

– Завтра мы уже будем проходить ущелья, – сказал Мэн Лян. – Опасных порогов и отмелей там хоть отбавляй. Опытный лоцман может спокойно и уверенно провести пароход через самые опасные места. Поэтому я давно говорил, что нужно отправить Сюлянь в школу. Будь у нее знания и опыт, возможно, она не потеряла бы направление в этом огромном омуте человеческой жизни. Я сослужил ей медвежью услугу и очень виноват. Я и подумать не мог, что шкала может настолько испортиться. Такая девушка, как Сюлянь, конечно же, не вынесла подобного унижения. Я отношусь к ней как к своей родной дочери. Однако я хоть и не преднамеренно, но стал причиной ее несчастий.

Помолчав довольно долго, Баоцин спросил:

– Вы думаете, что если бы Сюлянь училась в той школе, то все эти неприятности не произошли бы? Разве у молодых людей, которые свободно болтают о любви, не бывает несчастий?

– Любовные драмы происходят во все времена и со всеми, – сказал Мэн Лян. – Не только с Сюлянь. Знания и опыт сослужили бы ей добрую службу, но не смогли бы застраховать от случайностей. Вы не думайте, что Сюлянь родила ребенка и на этом все кончилось. Сама любовь стала для нее жизненным уроком. Столкнувшись с такой бедой, она приобрела больше мудрости. Потеря невинности вовсе не значит, что она не может двигаться вперед. Вам только нужно хорошенько ею управлять, вдохновлять ее, и она сможет снова обрести уважение и веру в себя. – Мэн Лян внимательно смотрел на Баоцина, будто боялся, что тот не поверит его словам. Он расстегнул ворот рубашки, из-под которой показались рубцы. – Когда я сидел в тюрьме, они обращались со мной вот так. Это выжжено ароматными палочками.

Баоцин был потрясен. Мэн Лян продолжал:

– Рубцы уже зажили, и я остался самим собой. Я по-прежнему хочу писать книги и говорить то, что думаю. Я не стыжусь этих шрамов, потому что никогда не сдавался на милость этим зловещим силам только из-за того, чтобы какое-то время не подвергаться страданиям. Выдавался день, когда меня не трогали, и я работал весь этот день. Я не испугался бы, даже если все мои кости перемололи и пустили бы на удобрение полей, лишь бы это приближало день освобождения народа. С определенной точки зрения беды, которые свалились на Сюлянь, похожи на мои. Я говорил правду, поэтому меня посадили в тюрьму. Я писал вещи, в которые я верил, поэтому натерпелся страданий, Сюлянь хотела построить жизнь согласно своему желанию и в результате была наказана. Новая эпоха наступит, только перед этим пострадает очень много людей.