Мария Корелли - Моя чудная жена!

Гонория слушала, молча улыбаясь и держа портсигар в руках. Наконец, она разразилась неудержимым хохотом.

– Даю тебе честное слово, – воскликнула она, – что я никогда не слыхала такого сентиментального пустословия! Вилли, ты просто гусь! Прошу тебя, пожалуйста, не говори мне таких старомодных пустяков. Я выше этого. Джорджи могли бы нравиться подобный вещи. (Джорджи была младшей сестрой моей жены – маленькая кроткая девушка, какие мне никогда не нравились.) Я думала, что ты лучше знаешь меня. Послушай, ведь тебе самому смертельно хочется курить, я знаю! Возьми! – И она протянула мне портсигар с самой очаровательной улыбкой. – Не хочешь? Полно упрямиться как мул. Вот! – Она вынула из бокового кармана маленькую серебряную спичечницу, закурила сигару и опять подала мне. Я взял ее машинально. Было бы непростительной грубостью отказать ей именно в этот вечер. Но я всё-таки попробовал протестовать.

– Гонория, мне не нравится…

– Что не нравится? – спросила она весело. – Сигара? В таком случае, ты не знаешь запаха хорошего табака!

– Нет-нет, я думал вовсе не о сигаре, – сказал я, в то же время вдыхая её аромат: – это превосходная сигара, замечательная! Но мне не нравится, что ты куришь.

Я смотрел на неё с грустным изумлением, когда она взяла такую же сигару в свои розовые губки и начала дымить с очевидным наслаждением.

– Мне не нравится, что ты куришь, – повторил я серьёзно. – И никогда не будет нравиться.

– В таком случае ты эгоист, – возразила она добродушно. – Ты хочешь лишить свою жену удовольствия, которым сам пользуешься.

– Но, Гонория, – сказал я, – мужчинам позволительны многие вещи, которые, прости меня, были бы вовсе неподходящими для более нежной женской организации.

Она стряхнула мизинцем пепел со своей сигары, поправила свою феску и слегка улыбнулась.

– Ничуть! – возразила она. – Когда-то, в то ненавистное «доброе старое время», о котором так много говорят, мужчины были вольны лишать женщин всяких удовольствий, и они были настоящими тиранами! Но теперь nous avons change tout cela 1 1 Мы всё это отменили. (кстати, у неё был прекрасный французский выговор), и мы перестали быть работницами, экономками, служанками, няньками, какими были в прошедшие тёмные века! Мы стали равны с мужчинами. Мы можем делать то же, что и они, и ещё лучше. Мы теперь товарищи мужчин, а не рабыни. Вот тебе пример – я, твоя жена. Не правда ли?

– Верно, Гонория, – пробормотал я. (Какую превосходную сигару она дала мне!) – Ты действительно моя жена, моя дорогая, любимая жена…

– Перестань! – прервала она меня. – Это похоже на эпитафию.

Я рассмеялся. Невозможно было не рассмеяться. Она была так забавна, эта необыкновенная девушка! Она также засмеялась и продолжала:

– Представь себе, что я жила бы и что ты жил бы в «доброе старое время», Вилли. Знаешь ли, что бы мы сделали?

Я лениво покачал головой в знак отрицания и пристально сталь смотреть на неё с восхищением. (Это была действительно несравненная сигара, и я постепенно начинал ощущать её смягчающее влияние на мой мозг.)

– Мы бы умерли от скуки, – заявила она с ударением. – Просто умерли бы! Мы бы ни за что не могли перенести этого. Представь себе! Я бы по целым дням сидела дома взаперти, подвязанная широким фартуком, занимаясь вареньем и соленьем и считая простыни и наволочки, как старая дура, а ты бы возвращался домой пьяный и каждый вечер засыпал бы под столом.

Она утвердительно качнула головой, причём кисть её фески спустилась ей на нос. Она резко откинула её и посмотрела на меня с таким лукавым выражением в глазах, что я искренне расхохотался.

– Последняя часть дня была бы очень приятна, – проговорил я смеясь, – по крайней мере, для меня!

– Не говори этого, – сказала она. – Ты не можешь себе представить, как утомительно было бы постоянное пьянство! Временно это было бы неплохо. Потом тебе захотелось бы бросить. Но бросить было бы уже невозможно. Так муж и жена околачивались бы целую жизнь, пока наконец – аминь всему! без малейшего развлечения, которое омрачило бы семейное счастье всех этих ужасных лет! Семейное счастье – уф! Это слово кидает меня в дрожь!

Я вдруг сделался серьёзным.

– Почему в самом деле, Гонория? Ведь ты веришь в семейное счастье, не так ли?

– Конечно нет! В чём состоит это семейное счастье? Я хорошо изучила его, уверяю тебя. Я тебе скажу, что это такое. Зимой все члены большой семьи торжественно сидят пред камином и жарят каштаны под звуки песни «Милая родина», которую играет младший сын на старой гармонии (эта гармония когда-то принадлежала милой старой бабушке); летом все отправляются на берег моря (всегда дружной семьёй), садятся в кружок на песке и читают допотопную повесть, и так счастливы, и так все добры, и так преданы друг другу, и большая часть из них столь безобразны; неудивительно, что они не могут найти другой компании, кроме собственной!