Шарль Нодье - Сказки здравомыслящего насмешника

Бесспорно другое: дальше по этой дороге наук или в этой науке дорог идти некуда, если, конечно, мы не раскроем бесценный секрет острова, «где дороги ходят», о котором сохранились для нас достоверные предания в «Подлинной истории Пантагрюэля» [191]и в памяти народной, ведь недаром говорится о дорогах, что они идут, ведут, а порой даже заводят, куда не надо. Счастливые то были времена, когда повозки назывались сидейками, потому что человек мог объехать весь мир, не вставая со своего сиденья, при условии, конечно, что перед ним расстилалась мощеная королевская дорога! Именно к этой великой эпохе нашей цивилизации (да возвратит нам ее Господь!) восходит обычай начинать все путешествия, совершаемые для пользы образования, с поездки в Рим, куда, согласно античной пословице, ведут все дороги, а это ведь так удобно. Говорят, что к этому способу до сих пор прибегают многие путешественники, которые сочиняют свои путевые заметки, не трогаясь с места, однако это не относится к путешествию «Вздорного», на борту которого находилось столько представителей европейского общества. Иные утверждают даже, что в их число входил весь Научный конгресс [192], — быть может, именно поэтому в Париже о «Вздорном» не говорят больше ни слова.

Нетрудно догадаться, что до острова Цивилизации уже дошли сберегательные кассы — если, конечно, не придерживаться мнения, что они оттуда вышли [193]. Кау’т’чук с удовольствием обнаружил их в самых жалких деревушках; на его глазах безработный труженик, неимущий пролетарий, бедняк, сраженный нищетой и отчаянием, спешили внести в эту ниспосланную Провидением сокровищницу излишки необходимого, избытки насущного, плоды бережливости. Вещь в этих краях обычная — но оттого не менее трогательная — отказать пяти-шести голодным ребятишкам в их жалкой ежедневной трапезе ради того, чтобы обеспечить себе кусок хлеба на старости лет. Народ до такой степени проникся нравственным смыслом этого возвышенного установления, что большая его часть взяла за правило брать деньги в долг, чтобы внести их в сберегательную кассу, — кстати, этот вполне логичный способ уже вошел в употребление и в Париже. Следствием сего восхитительного изобретения палингенезийской филантропии стало полное исчезновение из оборота наличных денег, ибо ни один миллионер не отважится презреть свои незыблемые и священные денежные интересы и приберечь, не пустив в оборот, даже такую малость, какую подают слепцу. Злосчастный уличный Гомер может, если ему угодно, терзать смычком скверную скрипку, на которой остались всего две хриплые струны! Сколько бы он ни услаждал слух прохожих своими монотонными мелодиями, ни одна монета, даже самая мелкая и стертая, не упадет в его жестяную кружку и не усладит его слух своим позвякиванием. Все монеты давно снесены в сберегательную кассу, куда слепой не понес бы монету, если бы ему ее подали, ибо он с утра ничего не ел. Таково, однако, одно из неизбежных следствий нашей фискальной и финансовой цивилизации, которая не предназначена ни для слепых, ни тем более для безруких.

Люди сварливые и злонамеренные скажут с тревогой, что такие основополагающие отрасли человеческой деятельности, как торговля, промышленность и искусства, становятся тем беднее, чем сильнее развивается общественная жадность: щедрые эти источники национального благосостояния кажутся неиссякаемыми, однако находятся ловкачи, которые тайно высасывают из них средства и направляют потоки награбленного в океан монополии и ростовщичества. На острове Цивилизации подобные парадоксы никого не волнуют. Там все помыслы обращены к сберегательным кассам, которые с каждым днем жиреют ровно настолько, насколько тощают их клиенты; впрочем, надо признать, что тем особам, которые будут иметь счастье ни в чем не нуждаться, сберегательные кассы однажды окажут очень своевременную помощь.

Я поклялся не говорить больше ни слова о политике: политика сама слишком говорлива, чтобы нуждаться в толмачах; однако тому, кто, на свой страх и риск, взялся обсуждать вопросы, касающиеся прогресса, трудно обойти стороной эту безмерно прогрессивную науку. На острове Цивилизации, как и повсюду в мире, политика находится в процессе совершенствования, и я осмелился бы даже сказать, что она не оставляет желать лучшего, если бы сама она по своей природе постоянно не желала лучшего. Остров Цивилизации наслаждается, подобно нам с вами, прелестями представительного правления, иначе говоря, имеет самую либеральную конституцию, какую только можно вообразить, — конституцию, при которой одна шестидесятитысячная часть нации представляет одну стопятидесятую ее часть [194]на глазах у остальных ста сорока девяти и при их единодушном одобрении.