Шарль Нодье - Сказки здравомыслящего насмешника

Деятельность эта исключительно многогранна; очень условно ее можно разделить на несколько направлений. Во-первых, художественная проза: вышеупомянутый роман «Жан Сбогар», романы и повести — сказочные (новелла о влюбленном домашнем духе «Трильби», 1822; «Фея хлебных крошек», 1832), сентиментальные, «неистовые» («Смарра», сотканная из кошмарных видений героя [14] Рус. пер. см.: Infernaliana. Французская готическая проза XVIII–XIX веков. М., 1999; пер. В. Мильчиной. ; страшная мелодрама «Вампир», 1820) [15] Переводы некоторых из них можно найти в сборнике «Избранные произведения» (М.; Л., 1960); там же напечатан и перевод «Жана Сбогара». . Во-вторых, цикл воспоминаний о Революции и Империи, в которых историческая реальность причудливо перемешана с вымыслом [16] См. их современное переиздание: Nodier Ch. Portraits de la Révolution et de l’Empire. P., 1988. T. 1–2. . В-третьих, проза библиографическая и библиофильская: рассказы, статьи, рецензии, наполненные бесконечными ссылками на старые и редкие книги, подробностями их сочинения и издания, анекдотами прошедших эпох [17] В русском переводе самые значительные из них, включая «Вопросы литературной законности» — книгу «о плагиате, присвоении чужих произведений, подлогах в книжном деле», вышедшую двумя изданиями, в 1812 и 1828 годах, — можно прочесть в двухтомнике «Читайте старые книги. Новеллы, статьи, эссе о книгах, книжниках, чтении» (М., 1989). . В-четвертых, философские эссе (о них речь пойдет ниже). В-пятых, бесчисленные рецензии на новые книги, а также предисловия к чужим произведениям и проспекты готовящихся чужих изданий — тексты, которые Нодье писал ради денег, но с присущим ему блеском [18] Литературный заработок был единственным источником существования Нодье до 1824 года, когда он получил место хранителя библиотеки Арсенала, которое занимал до самой смерти. Статьи, написанные до 1820 года, вошли в двухтомник, составленный самим автором (Nodier Ch. Mélanges de littérature et de critique. P., 1820); статьи последующих двух с половиной десятилетий собраны в недавнем двухтомнике, составленном Ж.-Р. Дааном (Nodier Ch. Feuilletons du Temps. P., 2010). Число статей Нодье, напечатанных в трех десятках периодических изданий, превышает четыре сотни (см.: Setbon R. Le Dossier Nodier// Romantisme. 1977. V. 15. P. 95). О разнообразии их тем можно судить по тому, что рецензия на новый перевод Библии соседствует здесь с рецензией на «Историю грибов», разбор словарей французского языка — с разбором книг по энтомологии, статьи о новых произведениях Ламартина и Гюго — со статьями о произведениях XVI века. . В-шестых, работы по лингвистике, которая занимала Нодье в течение всей жизни (в 1808 году он выпускает «Словарь звукоподражаний», в 1828 году — «Критический разбор словарей французского языка», а в 1834-м — «Начала лингвистики» [19] Выпущенный в 2008 году сборник работ Нодье на лингвистические или окололингвистические темы (Nodier Ch. Corpus des écrits métalexicographiques de Charles Nodier (1808–1842). Textes établis, présentés et annotés par Henri de Vaulchier, P., 2008) насчитывает шесть сотен страниц. ). И наконец, особо следует упомянуть произведение Нодье, которое невозможно причислить ни к какому разделу, — «постмодернистский» роман «История Богемского короля и его семи замков» (1830), «безумное» повествование, выросшее из одной фразы романа Л. Стерна «Тристрам Шенди» [20] В восьмом томе стерновского романа капрал Трим безуспешно пытается рассказать историю богемского короля и его семи замков. , полное раблезианских перечислений, стернианских перебивок, вставных новелл в разных стилях, бесед между тремя ипостасями авторского «я» [21] Теодор — воображение, Дон Пик де Фанферлюкио — эрудиция и Брелок — рассудок. , игрой со шрифтами (эта книга с иллюстрациями Тони Жоанно по праву считается еще и шедевром типографского искусства), и проч., и проч. Эпитет «постмодернистский» применительно к роману 1830 года — это, конечно, анахронизм, однако литературная техника Нодье в этом романе так сильно опередила современную ему литературу, что иначе, пожалуй, и не скажешь. Нодье лучше, чем кто бы то ни было, сознавал, что «все уже сказано» до нас, и постоянно писал об этом. В частности, в «Истории Богемского короля» он восклицает: «И вы хотите, чтобы я — подражатель подражателей Стерна, который подражал Свифту […] который подражал Сирано […] который подражал Рабле — который подражал Мору — который подражал Эразму — который подражал Лукиану — или Луцию из Патраса — или Апулею, — поскольку я не знаю, да и не хочу знать, кто из этих троих был ограблен двумя остальными… и вы хотите […] чтобы я написал книгу, новую и по форме, и по содержанию!» [22] Nodier Ch. Histoire du roi de Bohême. P. 26–27. Любимый прием Нодье состоял в том, чтобы показать, что некое открытие, которым гордится ученый XVIII или XIX века, давно уже было изложено в какой-нибудь «старой книжонке»; этому тезису специально посвящена статья «Любопытные образцы статистики» (1834), кончающаяся призывом: «Читайте старые книги!» (см.: Нодье Ш. Читайте старые книги. Т. 2. С. 104–113). Однако же этому «подражателю подражателей» удалось то, что удается далеко не всем искателям новаций, — сознательную игру чужими стилистическими пластами он сумел превратить в собственный стиль (а ведь именно так действуют — или хотят действовать — постмодернисты). «История Богемского короля» так же отличалась от тогдашней прозы, как романтическая трагедия Виктора Гюго «Эрнани», впервые поставленная в том же 1830 году, отличалась от тогдашней драматургии. Гюго совершил революцию в театре, Нодье мог бы совершить ее в прозе — но не совершил, так как текст его оказался слишком сложным, слишком «революционным» [23] См.: Sangsue D. Le récit excentrique. P., 1987. P. 274. Соединение разнородных элементов в пределах одного романа было так непривычно для читателей, что позднейшие издатели изымали отдельные сентиментальные новеллы и наивные сказки из текста «Богемского короля» (где на них падал иронический отсвет остального повествования) и печатали отдельно. .