Хулио Кортасар: Другой берег

Наконец, опустив руки, он сказал:

— Хватит с тебя, мерзавец. Пока.

И пошел из здания мэрии через длинный коридор, который вел прямо на улицу.

Плэк был доволен. Его руки хорошо потрудились. Он вытянул их перед собой, чтобы полюбоваться: долгое избиение вроде бы оставило на них следы. Его руки хорошо потрудились, черт возьми; никто не станет спорить, что в кулачном бою он стоит любого другого.

Коридор оказался довольно протяженным и совсем безлюдным. Сколько же времени нужно, чтобы пройти его до конца? Что это — усталость? Нет, он ощущал в своем теле бодрость и как бы поддержку невидимых рук физического удовлетворения. Невидимых рук физического удовлетворения. Рук? В целом мире не было таких рук, как у него; пожалуй, он даже почти и не повредил их в драке. Плэк снова принялся разглядывать их. Они покачивались, как шатуны или же дети на качелях. Плэк чувствовал, до чего же прочно эти руки принадлежат ему, прикрепленные к его телу более надежными, более таинственными силами, чем простое сцепление сухожилий. Его прекрасные, совершившие месть руки, руки-победительницы.

Плэк насвистывал что-то и продвигался в такт свисту по бесконечному коридору. Но до выхода еще оставалось немалое расстояние. Неважно: в доме Эмилио всегда обедали поздно, хотя на самом деле Плэка больше привлекала столовая в конторе Марджи. Да, он пообедает вместе с Марджи, просто из удовольствия говорить ей ласковые слова, — и это будет хорошим завершением дня. Все-таки сколько работы в этой мэрии. Просто руки до всего не доходят. Руки... Но его руки много чего сделали сегодня. Они били и снова били в мстительном порыве и, может, от этого сейчас кажутся такими тяжелыми. Выход был далеко, и уже наступил полдень.

Образ светлого дверного прямоугольника начал преследовать Плэка. Он бросил свистеть, повторяя: «Блиблаг, блиблаг, блиблаг». Он твердил — красавец мужчина — слова, лишенные смысла. Потом сообразил: что-то тянет его к полу. И не просто что-то: что-то, неотделимое от него самого.

Он посмотрел вниз и увидел, что это — пальцы его собственных рук.

Пальцы рук притягивали его к полу. Тысяча мыслей пронеслась в мозгу Плэка после этого неожиданного открытия. Он не верил, не хотел верить, — но это было так. Его руки походили на уши африканского слона. Гигантские выросты плоти, прикованные к полу.

Несмотря на переживаемый ужас, Плэка разобрал истерический смех. Он ощущал щекотку в подушечках пальцев: стыки между плитками пола касались кожи, как наждак. Он попробовал поднять одну руку, но не смог. Каждая из них, наверное, весила теперь больше центнера. Не мог и сжать их в кулак. При мысли о том, какие получились бы кулаки, он весь затрясся от хохота. А какие понадобились бы перчатки! Вернуться туда, где остался Кэри, незаметно, с кулаками размером с цистерну, чтобы тот увидел фаланги и ногти, посадить Кэри на ладонь левой руки, накрыть ладонью правой — а затем слегка потереть руки, заставить Кэри вертеться между ними, как скатанный комок теста. Пусть он вертится, а Плэк будет насвистывать веселые мотивчики, а от Кэри тем временем останутся одни крошки.

Наконец Плэк добрался до выхода. Он едва мог передвигаться, потому что руки тянули его вниз. Каждая неровность пола немедленно отдавалась в его нервах. Плэк начал вполголоса ругаться, к глазам прилила кровь, — но впереди была заветная стеклянная дверь.

Главной трудностью теперь было открыть запертую дверь. Плэк разрешил ее путем сильного толчка всем телом — и вот одна створка отворилась. Но руки не пролезали через образовавшийся проход. Он попробовал выйти боком, просунув сначала правую руку, затем левую. Ничего не вышло. Пришла мысль — на полном серьезе: «Не оставить ли их здесь?»

— Какая глупость, — пробормотал он, но слова эти были безнадежно пусты.

Плэк попытался успокоиться и рухнул, будто пьяный, перед дверью; огромные руки словно заснули рядом с маленькими, скрещенными ногами. Плэк внимательно оглядел их; кроме размеров, все осталось прежним. Бородавка на большом пальце правой руки, хотя и достигла величины будильника, нисколько не изменила своего прекрасного цвета адриатической лазури. Ногти представляли все то же излишество в длине, по выражению Марджи. Плэк издал глубокий вздох, чтобы успокоиться: дело принимало серьезный оборот. Очень серьезный. Такое сведет с ума кого хочешь. Но Плэк продолжал прислушиваться к голосу разума. Да, дело серьезное, необычайно серьезное; Плэк улыбнулся этой мысли как бы сквозь сон. И тут он сообразил, что у двери было две створки. Выпрямившись, толкнул вторую створку и высунул левую руку. Осторожно, чтобы не застрять, он понемногу переправил обе руки наружу. После чего ощутил свободу, почти блаженство. Следующая задача: дойти до угла и сесть в автобус.