Хулио Кортасар - Другой берег

«Вот те раз: дом доньи Эмилии. А что, если зайти — поздороваться с нею?» Дело в том, что донья Эмилия — одна из моих немногих друзей в Чивилкое. Она преподает иностранные языки в нашей школе и находится в том возрасте, когда материнские чувства уже не дают победить себя, даже на время, вспышкам страсти или влечения; меня она очень любит — наверное, за то, что я и вправду очарователен. Однажды она позволила проводить ее до дому и даже пригласила на чай, но я тогда отказался. Но в тот день... Не успел я подумать о чем-либо, как мой палец уже уперся в кнопку звонка. Во втором патио послышался громкий и резкий звон колокольчика, переключивший мои мысли на то, что я должен буду сказать донье Эмилии здесь, на пороге ее дома, чтобы объяснить свой дерзкий, без приглашения и предупреждения, визит. Рассказать ей про силу состояния Тупак Амару... пожалуй, бессмысленно. Оставался один, самый что ни на есть мещанский вариант: мол, случайно проходил мимо и вот — решил зайти, ну и так далее. Занятый этими мыслями, я ждал, но — никто не появлялся.

Я позвонил еще раз; трель звонка была слышна повсюду, даже на тротуаре с другой стороны улицы. Подождав еще немного, я совершил ужасный поступок: я вошел в дом; пройдя прихожую, я оказался в гостиной, в общем — повел себя так, словно пришел к себе домой.

Словно...

Но ведь это и был мой дом . Я почувствовал это интуитивно, почти не удивившись; лишь легкое покалывание у корней волос напоминало о странности ситуации. Гостиная была обставлена точно так же, как в доме доньи Микаэлы, и дверь налево, та, что здесь, несомненно, вела в большой зал, была моей дверью, дверью, ведущей в мою комнату.

Я заставил себя остановиться перед дверью, мне не хватало каких-то крох силы воли, чтобы немедленно осуществить уже задуманное бегство; еще чуть-чуть и — тут я услышал, как в моей комнате кто-то кашляет.

Получилось все точно так же, как и со звонком, руки опередили сознание и волю. Дверная ручка, такая знакомая, привычно повернулась, и путь в зал был открыт. Но нет, не в зал, а в мой рабочий кабинет. Мой целиком и полностью. Настолько полно и точно скопированный, что — для пущей полноты и точности — за столом в углу сидел я, погруженный в чтение Библии Лютера, возлежащей на деревянном пюпитре. Я, в своем старом халате в синюю полоску, в кожаных тапочках — тех, что мама подарила мне прошлой осенью.

Одна мысль крутилась у меня в голове. Признаюсь откровенно, — несмотря на всю литературщину и мелодраматическую жалостливость таких размышлений, — я решил, что: «О ужас, теперь нам с ним придется общаться. Беседовать, ну и так далее». Пораженный этой мыслью, я отбросил последние попытки к самостоятельным действиям и застыл, словно неодушевленный предмет, прислонившись к двери, словно составной элемент привычно развивающейся, ежедневно повторяющейся сцены, этакий сторонний наблюдатель, в котором страх парализован ужасом.

Я увидел себя, заглядывающего в словарь Фоля, услышал, как мой собственный голос, чуть измененный — словно на пластинке — стал торжественно декламировать библейские строки. Корнилий призывал Петра на мощно звучащем немецком языке, призываемый же, вняв некоему гастрономическому видению, спешил в дом своего повелителя, проповедуя Слово Божие, — в общем, все то, что я прервал, выходя из дома, там, у доньи Микаэлы, здесь продолжалось без каких бы то ни было остановок. Вскоре я увидел, как я откладываю книгу и включаю радио; я прошел мимо себя, поставил греться чайник и, когда из приемника послышалась какая-то инкская песня, начал тихонько насвистывать мотив, ad hoc [10] На данный момент; здесь : без подготовки, импровизируя ( лат .). неплохо подражая ее северным модуляциям. И все это — не замечая моего присутствия, не удостоив меня ни единым взглядом, словно впав в прострацию при исполнении ритуала приготовления мате под музыку, или же — с безразличием, с которым мы, проходя мимо зеркала, скользим взглядом по собственному отражению. Мне пришлось выслушать сообщения о том, что бомбардировщики «либерэйтор» стерли с лица земли остров Пантеллерия, что король Георг прибыл в Африку и что солдаты, увидев его, запели «For he's a jolly good fellow» [11] «Он отличный парень» ( англ .). , а также, что генерал Педро Пабло Рамирес готов пресечь и не допускать впредь спекуляции товарами первой необходимости. Стемнело, я включил свет; поставив кресло поближе к столу, я взял первый том «Renaissance in Italy» [12] «Итальянское Возрождение» ( англ .). Саймондса и погрузился в чтение, время от времени улыбаясь, делая пометки, яростно споря с чем-либо, а порой — явно с удовольствием выражая свое согласие с мыслями автора. А вскоре — да, как раз в это время мне бывает необходимо опорожнить мочевой пузырь, — я встал, подошел к двери и, миновав меня, вышел из комнаты. Актер покидал сцену; у зрителя хватило мужества поступить так же, но направиться в другую сторону, на улицу, чтобы, как безумцу, обрести вдруг вновь осознание абсолютной невозможности происходящего.