Франсуа VI Ларошфуко - Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры

Вслед за материалистами XVII века — французом Гассенди, англичанином Гоббсом — Ларошфуко полагал, что внутренняя духовная жизнь зависит от физического состояния тела, что поведение человека определяется инстинктом самосохранения, стремлением к удовольствию и бегством от страдания. Однако если для Гассенди себялюбие естественно и только на нем может быть построено здание человеческой морали, то Ларошфуко склонен считать его источником человеческих пороков. Это давало ему известное основание утверждать в предисловии к первому изданию «Максим», будто мораль его книги «во всем согласна с мыслями некоторых отцов церкви». Однако было бы неправильно относить Ларошфуко ни к материалистическому вольномыслию его времени, ни к сторонникам религиозной морали янсенистского толка. Он не искал спасения в боге, как Паскаль, но, в отличие от Гассенди, пессимистически оценивал «естественного человека». Он стоически принимал мир таким, каков он есть. Это видно и в сто второй максиме. Слово «всегда» подчеркивает, что автор и самого себя не исключает из общего правила — разделяет общий со всеми «человеческий удел».

И все же смысл афоризма «Ум всегда в дураках у сердца» к этому не сводится. В нем есть еще один важный обертон, весьма существенный для книги в целом: людям только кажется, что они следуют велениям разума, а на самом деле, порою того и не сознавая, подчиняются своим страстям и интересам.

Обнаружение противоречия между тем, что только кажется, и тем, что есть, между видимостью и сутью — одна из основных философских и морально-психологических проблем XVII столетия. В «Максимах» Ларошфуко она занимает центральное место. Как явствует из эпиграфа, за каждой добродетелью таится порок, и сама добродетель — маска, которой прикрывается себялюбие. Но Ларошфуко не склонен видеть в этом только сознательное лицемерие. Мысль его и тоньше и глубже. Люди вынуждены притворяться, носить личину, казаться не тем, чем они являются на самом деле, потому что они живут в обществе. Это означает, что законы общественной жизни не совпадают с законами человеческой природы.

Разумеется, проблема «лица» и «маски» существовала и в доабсолютистском обществе. Человек и прежде никогда не совпадал со своей социальной ролью, но для средневекового рыцаря «маска» — то, чем он хотел казаться, то, за что принимали его другие, было тождественно тому, чем он хотел быть; он не притворялся, а действительно стремился следовать своему идеалу. Герцен писал в «Западных арабесках»: «Рыцари и верующие часто не исполняли своих обязательств… У них была своя праздничная одежда, своя официальная постановка, которые не были ложью, а скорее их идеалом». «Маска», о которой идет речь в «Максимах», — совсем другого свойства. Она продукт не просто социального бытия, но — социального отчуждения. «Короли чеканят людей, как монету: они назначают им цену, какую заблагорассудится, и все вынуждены принимать этих людей не по их истинной стоимости, а по назначенному курсу», — и потому «общество состоит из одних только личин». Но, привыкнув притворяться перед другими, казаться не тем, что он есть, человек начинает притворяться и перед самим собой; люди обманывают не только других, но и себя. Отделить одно от другого порою невозможно; каждый хочет одновременно удовлетворить свое себялюбие и заслужить одобрение окружающих и потому не осмеливается признаться даже самому себе в истинных мотивах своих действий. «Незримое самому себе» себялюбие «производит на свет таких чудищ, что либо искренне не признает их своими, либо предпочитает от них отречься».

Психологические открытия и психологические разоблачения Ларошфуко строятся на выявлении этого противоречия. Наиболее интересные и глубокие максимы показывают сложный «механизм» душевной жизни. «Смирение нередко оказывается притворной покорностью, цель которой покорить себе других. Это уловка гордости, принижающей себя, чтобы возвыситься, и, хотя у гордости множество личин, она лучше всего маскируется и более всего способна нас обмануть, когда прячется под маской смирения».

Эта максима построена как своеобразное кольцо, что и придает ей внутреннюю завершенность. Она начинается словом «смирение» и заканчивается тем же словом. Мысль писателя движется от того, что лежит на поверхности, что только кажется, — к тому, что есть, что таится в глубине, а затем прослеживается обратное превращение сущности в явление. При этом все переходит в свою противоположность: гордость становится смирением, принижается, чтобы возвыситься, притворяется покорностью, чтобы покорить других, и т. д. Низ и верх перестают быть у Ларошфуко устойчивыми неподвижными точками. В основе возвышенных и благородных поступков лежат низменные и эгоистические мотивы. «Пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств», а «добродетели теряются в своекорыстии, как реки в море». Но при всей зыбкости границ между добродетелью и пороком, добром и злом, истиной и фальшью у Ларошфуко всегда сохраняется расстояние, водораздел между ними. Фальшь может принимать облик истины, искусно переряжаться под нее, но от этого она не становится истиной, а остается фальшью. В психологическом анализе Ларошфуко всегда сохраняется твердая нравственная оценка. Истинный смысл его книги можно было бы сформулировать так: именно потому, что общественное бытие отчуждено от человека, добродетель превратилась в «призрак», в «маску», а себялюбие стало единственной пружиной человеческих поступков. И это опасно. Опасно не только потому, что исчезает нравственная основа жизни, но и потому, что человек утрачивает свое «я», «жаждет быть не собой, а кем-то другим, жаждет присвоить чуждый ему облик и не присущий ум», перестает быть личностью и становится личиной. «Люди стараются казаться иными, чем они есть на самом деле, вместо того чтобы стать такими, какими хотят казаться».