Арчибальд Кронин - Древо Иуды

— Я бы ни на что не променяла этого, — быстро сказала она. — Вы так много знаете и делаете историю такой реальной.

Видимо, он дал ей повод для размышлений, так как по дороге в отель после долгой задумчивой паузы она заметила:

— Привилегированные классы того времени, безусловно, жили неплохо, стараясь только для себя. А какова была жизнь у обыкновенных людей?

— Не такая привлекательная. — Он рассмеялся. — Говорят, в Вене более тридцати тысяч семей имели в своем распоряжении лишь по одной комнате. А если комната оказывалась достаточно просторной, то в ней проживали две семьи, разделенные занавеской!

— Какой ужас! — сочувственно воскликнула она.

— Да, — небрежно согласился он. — Тот век не благоволил к бедным.

— И даже сейчас, — продолжила она, — я встречаю здесь признаки бедности. Вот мы с вами ходим по улицам, а там босоногие дети просят милостыню…

— В Вене всегда были и всегда будут попрошайки. Но это город любви, смеха и песен. И все вполне счастливы.

— Право, не знаю, — медленно произнесла она, — могут ли люди быть счастливы, если они голодны? Я разговорилась с женщиной, которая сегодня утром прибирала у меня в номере, — она, кстати, очень хорошо говорит по-английски. Это вдова с четырьмя маленькими детьми, муж погиб во время оккупации, так вот, уверяю вас, ей приходится много бороться за то, чтобы ее семья выжила, когда все вокруг так дорого.

— А вам не показалось, что это обычные россказни о трудной судьбе?

— Нет, Дэвид, она очень приличная женщина и говорила абсолютно искренне.

— В таком случае вы должны поделиться с ней своими карманными деньгами.

— Да я уже поделилась! — воскликнула она с таким восторгом, что он искоса посмотрел на нее.

После того как они покинули аэропорт, он сунул ей в сумочку пачку банкнот на тот случай, если она захочет что-то купить, — там было около полутора тысяч австрийских шиллингов, что равнялось двадцати фунтам стерлингов.

— И сколько вы ей дали?

Она робко взглянула на него:

— Все.

— О нет, Кэти. — Он расхохотался. — Да вы просто благодетельница всего человечества. Готовы расстаться с целым состоянием за один присест.

— Я уверена, она с пользой потратит эти деньги.

— Что ж, если вы довольны, то и я доволен, — сказал он, по-прежнему посмеиваясь. — В Вене приходится быть либеральным и немножко сумасшедшим. Я люблю этот город, Кэти, так люблю, что мне больно видеть, как быстро он меняется. Вы должны теперь впитывать как можно больше, моя дорогая, ибо очень скоро он будет полностью разрушен вслед за многими красивыми городами мира. Вы только взгляните на этот ужас справа. — Они как раз проезжали новый многоэтажный дом для рабочих. — Сей безликий ночной кошмар из стали и бетона с сотнями маленьких комнатушек на манер собачьих будок только недавно вытеснил прелестный старый дом в стиле барокко; маленький дворец попал под бульдозер ровно год назад, чтобы на его месте могли возвести эту… каторжную тюрьму.

— Вам не нравится?

— Да кому бы такое понравилось?

— Но, Дэвид, — вздохнула она задумчиво, — зато людям, которые там живут, все нравится. У них появилась крыша над головой, а еще удобства, отопление, горячая вода, приличные санитарные условия и личное пространство. Разве это не лучше, чем ютиться в грязи за занавеской?

Он недоверчиво нахмурился, глядя на нее.

— Вы думаете, в этой квартире их ждет что-то другое? Но дело не в этом. Прискорбно то, что во всем мире происходит разрушение прекрасного. Тракторы и бульдозеры разрывают на части, долбят и выкорчевывают прелестные памятники прошлого, на их месте возникают непрочные постройки из дрянного материала, похожие одна на другую, и все одинаково уродливые. Англия сейчас буквально утопает в жутких предместьях. В Италии понастроили фабрик. Да что там, даже в Швейцарии громоздят десятки домов на берегах прелестнейших озер — слава богу, не по соседству от меня.

— Да, нам приходится жить в новом мире, — согласилась Кэти спустя мгновение. — Тем больше оснований постараться изменить его к лучшему.

Она вопросительно посмотрела на него, словно тревожась, как он отреагирует на ее высказывание. Но они уже достигли Рингштрассе, где зажигались огни, и люди, покинув свои конторы, собирались за столиками уличных кафе, разговаривали и смеялись, создавая атмосферу радостного ожидания. Это было колдовское время, и здесь, по крайней мере, ничто не оскорбляло его взгляда. Они легко скользили в потоке машин, он придвинулся поближе к ней и в сгущавшихся сумерках продел руку под ее локоть.