Рабиндранат Тагор - Стихотворения. Рассказы. Гора

Из пустых семейных распрей в деревнях тогда
Вырастала, распаляясь, грозная вражда.
И плелась коварных козней и обманов сеть,
Чтобы сильному быстрее слабых одолеть.
Побежденный изгонялся, после долгих ссор,
И другие забирали дом его и двор.
Кроме бога, кто поможет, защитит в беде?
И прибежища иного не было нигде.
Мысли робкие бессильны. Человек притих…
И хозяйка опускала взоры при чужих.
Черным очи обводила, а на лбу — пятно,

Зажигать пора светильник, — в комнате томно.
Молит землю, небо, воды: «Защитите нас!»
Ждет напасти неизбежной каждый день и час.
Чтоб дитя в живых осталось, нужно колдовство:
Кровью жертвенных животных мажет лоб его.
Осторожная походка, боязливый взгляд, —
Как узнать, откуда беды ей теперь грозят?
Ночью грабят на дорогах и в лесах густых,
И грозят ее семейству козни духов злых.
Всюду видит преступлений и грехов печать
И от ужаса не может головы поднять…
Долетает чей-то голос, мрак тревожа синий:
«Справа — Ганга, слева — Ганга, отмель — посредине».

А река плескалась так же, льнула к берегам…
Как светильники, скользили звезды по волнам.
И купцов теснились лодки около базара,
И во мгле рассветной весел слышались удары.
В мире тихо и спокойно, но заря близка, —
Розовея, озарялся парус рыбака.
На закате все стихало, словно обессилев,
Только трепет доносился журавлиных крыльев.
День прошел, гребцы устали, ужинать пора.
У опушки — темный берег и огонь костра.
Тишину успокоенья лишь порой шакал
Где-то в зарослях прибрежных воем нарушал.

Но и это все исчезло, мир земной покинув.
Не осталось грозных судей, стражей, властелинов.
Одряхлевшие ученья давят грузом тяжким.
В дальний путь теперь не едут с буйволом в упряжке.
Неизбежна в книге жизни новая страница, —
Всем обычаям и судьбам надо обновиться.
Все исчезнут властелины, грозные владыки,
Но останется таким же плеск реки великой.
Приплывет рыбак на лодке и купец заезжий, —
И такой же будет парус, всплески весел те же.
И такие же деревья будут у реки, —
К ним опять привяжут лодки на ночь рыбаки.

И споют в иных столетьях так же, как и ныне:
«Справа — Ганга, слева — Ганга, отмель — посредине».

Однажды к причалу
Ладью мою ветром весенним примчало,
И голос окликнул меня молодой:
«А кто ты такой?
Далеко ль плывешь или нет?»
«Кто знает!» — сказал я в ответ.

Вдруг волны вскипели и лодку мою закачали,
И песню запел я о юности, скорби, печали.
Услышав, как песню пою,
Какие-то девушки, юноши в лодку мою
Бросали цветок за цветком:
«Мы друга в тебе узнаем!»
О, ласка души человечьей!
О, первые встречи!

Потом успокоился бурный прилив,
И волны уснули, застыв.
Кукушка запела устало, —
Быть может, о дне отлетевшем она вспоминала…
Уже по течению вниз
Цветы золотистые вдаль унеслись,
Качаясь на волнах реки,
Как будто клочки,
Обрывки ненужных уже приглашений
На пиршество ночи весенней.

С могучим отливом не споря,
Уносится лодка в безбрежное море.
И новое время, и юность иная
Спросили меня, окликая:
«Кто это по зеркалу вод
Стремительно к звездам вечерним плывет?»
И снова, ударив по струнам,
Пою незнакомым и юным:
«Что имя мое? Только звук.
Я просто ваш друг».
Бессильны названья и речи…
Последние встречи!

Я вспоминаю: бабушка не раз
Мне напевала древний сказ.
«Под тенью манго, — пелось в той былине, —
Невеста едет в паланкине.
Браслеты на ногах, на шее ожерелье,
В глазах — веселье».

С тех пор старинный сказ в душе моей живет, —
Он возвестил мне женщины приход,
Любви полубезумное начало,
И сердце мальчика сильнее застучало…
Когда природа в сумерки одета,
Когда сливаются в боренье тьмы и света
И явь, и вымысел, и ночь, и день,
Мне женщины видна таинственная тень.
«Невеста едет», — песнь звенит, и сердце бьется,
А в сердце кровь, как путь невесты, вьется,
В конце пути — томление свирели,
Стремление к какой-то смутной цели.
Отбросив здравый смысл и с вымыслом дружа,
То замирая, то дрожа,
Не молкнет сердце, слившись воедино
С носильщиками паланкина:
Путь долог, и нельзя им отдохнуть,
И никогда не кончится их путь.