Максим Сонин - Письма до полуночи

– Что ты любишь? – спросила Таня. – Ты любишь Земфиру? – Таня коснулась моего плеча, будто пытаясь выглянуть в окно автобуса.

Ей пришлось сесть ровнее, чтобы дотянуться до моих волос. Я тряхнула головой, не дала себя схватить.

– Не знаю, поставь, – сказала я.

Имя «Земфира» мне было совсем незнакомо, потому что тогда я еще совсем ничего не слушала.

– Песня называется «ПММЛ», – сказала Таня.

Четыре буквы отстучали в голове, словно капли дождя. Тяжелое небо за окном автобуса сносило в сторону февральским ветром. Над лесом – серые тучи, промозглая зима.

– Эту ты знаешь, – сказала Таня.

Гул из наушника слился с гулом подворотни – Бирмаркет начал оживать. Я услышала протяжное «Прости» песни «Возможно».

Мы сидели и курили. На самом краю поля зрения будто блестело туманное стекло автобусного окна – я почувствовала дрожь сиденья и гул мотора. Уткнулась Тане в плечо, закрыла глаза. Песня за песней. «Ариведерчи», «Бесконечность», «Прогулка», «Полярная звезда», «Кит», «Окраины».

Мне снился автобус и зимняя дорога. Не яркая и солнечная, какой я запомнила тракт возле гостиницы, а грязная и свалявшаяся, словно мокрая шерсть. Автобус разбрасывал по сугробам черные капли. Окно в разводах покачивалось перед глазами. Я клевала носом, попыталась упереться головой в спинку переднего сиденья, но чуть не упала на пол. Места было слишком много. Наконец я сдалась и положила голову Тане на плечо.

Мне казалось, что прошло всего несколько минут, но, когда я открыла глаза, вокруг было уже темно. Глаза – мокрые, наверное, красные. Таня улыбнулась, осторожно провела пальцами по моей челке. Я чуть отодвинулась – наушник выпал из уха, спикировал ко мне на колени. Я все еще будто спала и поэтому и не подумала его поднять. Таня протянула руку, пальцы чуть сжали джинсовую ткань у меня на колене. Несколько секунд мы сидели молча, а потом я осторожно разжала Танины пальцы и встала – хотелось размяться.

Таня тоже поднялась, потянулась и чуть не задела какую-то кожаную спину – толпа подступила совсем близко к нашей скамейке.

– Я позвоню Алисе, ладно? – спросила Таня и, прежде чем я успела ответить, протиснулась между спин, доставая на ходу телефон.

Я, будто во сне, опустилась обратно на скамейку. Странный день, странный вечер.

Пива не осталось, не осталось и сигарет, но нужно было дождаться Таню – если оставить место без присмотра, то его займут, а мне хотелось еще посидеть здесь, среди людей.

В поездке в Суздаль было хорошо – и в автобусе, и в сырой узкокоридорной гостинице, которая будто норовила завалиться на сторону. Мы – и ученики, и учителя – ощущали себя чужими в незнакомом городе, и из-за этого между нами установилось странное понимание. Я наконец ощутила себя москвичкой.

Георгий Александрович поехал с нами впервые. К истории или искусству он не имел никакого отношения, но для поездки был необходим взрослый, который мог бы следить за мальчиками. Раньше эту роль выполнял кто-нибудь из родителей, но учителям надоело каждый раз искать добровольца. Георгий Александрович тогда только пришел к нам в школу и еще не научился отказывать коллегам.

Экскурсии я запомнила плохо – кремль, кажется, церкви, церкви. По вечерам – идиотские мероприятия, в которых никому не хотелось принимать участие. Ночью – разговоры шепотом через провалы между узкими, скрипучими кроватями.

Лиза и тогда уже говорила больше, чем остальные девочки. Мы лежали с ней на соседних кроватях, и в первый день перед сном я услышала, как она бормотала:

– Любит не любит, любит не любит.

– Ты о ком? – спросила я шепотом.

– О Юрце, – честно сказала Лиза. – Думаю, скорее любит.

– Почему ты так думаешь? – спросила я.

Юрец был на голову выше всех мальчиков и держался отстраненно. На переменах он уходил общаться с ребятами из восьмого класса. Из нашего класса он дружил только с Таней, и то потому, что она никогда не оставляла его в покое.

– Я разбираюсь, – сказала Лиза. – А ты нет.

– Хорошо, – сказала я – мне не очень-то и хотелось разбираться в такой фигне.

– Ты, когда подрастешь, поймешь, – сказала Лиза.

– Ты меня на месяц старше, – прошипела я и даже сама удивилась своей обиде.

Лиза долго молчала, а потом отвернулась от меня. Я тоже отвернулась и почти сразу задремала. Мне показалось, что кровать качается почти так же, как автобус, и я, последив пару минут за чернотой вокруг, провалилась в сон.

– Все хорошо, – сказала Таня, возникая будто из ниоткуда. Она уже убрала телефон.