Александр Лебеденко - Тяжелый дивизион

— Ишел бы ты спать после моциону, Захар Кириллыч, — буркнул Иван.

— А ты не гони, не гони, молодой еще. Наслушались вы орателей… И где это видано, чтобы против корпуса казаков идти?

— В девятьсот пятом ходили. Круче были времена, — серьезно сказал старик.

— Чудак ты, Захар Кириллыч! Голова у тебя от старости мутная, — смеялся Алеша. — Сам видел город. Тут и три корпуса мало. А с фронту солдат на нас не вытащить. Об этом осведомлены. Вот вы скажите, господин офицер. Пойдут солдаты против питерских?

— Я за весь фронт говорить не буду. Если судить по тому, что я видел, так на фронте даже роту не собрать на защиту Керенского.

— Видал?! — стукнул Иван по столу. — Это тебе не солдат, офицер говорит.

Захар Кириллыч посмотрел на Андрея совсем неодобрительно:

— Всякие и офицеры бывают. Настоящий офицер на Выборгскую сторону и не забредет…

— Офицер офицером и останется, — хмуро сказал Иван.

Теплые струйки пошли к вискам Андрея.

— Ну, ты зря, — смущенно сказал Алеша.

Ксения улыбнулась открытыми белыми зубами.

— Ну, мать, кормить надо, — сказал Иван, — а то за нами что ни час прийти могут.

— Куда же вы на ночь?

— Куда пошлют, мать, — смеялся Алеша. — У нас как на войне. И штабы, и телефоны, и мотоциклеты. Одно слово — Красная гвардия. — Он двигал руками туда-сюда. — Приказ — и пошли ребята. Скажут в атаку — пойдут в атаку.

— Радуешься, как несмышленыш, — бурчал, уходя в коридор, Захар Кириллыч. — Войну-то ты и не видал. А кто ее видал, не возрадовался.

— Наша война веселей. У нас сел на грузовик и пошел по мостам, по набережным, с песнями, с гармонью…

— Не люблю, когда треплешься, — сказал Иван. — Ты привез что или так, пустой?

— Посмеяться нельзя! Вот братец у меня строгий, — сказал Алеша Андрею, и уже серьезней: — Машина утром придет. Сашка Кикин тут ночевать будет. А остальные подойдут. — За окном тяжело прокатил грузовик. Алеша подошел к окну и долго смотрел в мутную темноту улицы. — А еще у нас на заводе новости. Директор новый. Старого по требованию Совета сняли. Побаиваются хозяева.

— Не об директорах разговор теперь, — сказал Иван. — У нашего, говорят, и квартира забита. В конторе живет. Удрать куда собирается, что ли. Может, за границу. Пожалуй, неглупо поступлено.

— Сурьезные дела, — сказал отец. — Вы небось не ждали такого.

— Не ожидал, — сознался Андрей. — Можно было всякое ожидать — и революцию, и восстание… Но вот такой революции, против собственности, против капитала… Нет, этого никто из нас не ожидал.

— Рабочего не спутаешь в картах. Рабочий сыздетства знает, кто ему враг. Мы знаем, на чем война вертится. Нам эти нитки да узелки видимы. У крестьянина или там у студента глаза замазаны, а мы перед собой всю эту машину каждый день от гудка до гудка видим. Рабочий когда Маркса или Ленина читает, то ему все кажется, что его собственные мысли в порядок взяты да сказаны так, чтобы всякому ясно было. Потому рабочий класс и идет за этими вождями.

— Но, думаете ли вы, что уже пришло время взять власть рабочему классу?

— А вот вы человек образованный: так вот скажите мне, было еще такое время, когда это можно было сделать? Ну, в пятом, в шестом году. Поставят взвод городовых на мосту — и стоп Выборгская. Наши постреляют из-за угла из шпалеров — и все. И оружия у нас настоящего никогда не было. В пятом году из-за границы пароход везли с револьверами. Так он на камень сел. А теперь солдаты за нас, оружия — вон целый ящик патронов. — Васильев указал на старый комод. — Хозяйка ругается: белье, говорит, девать некуда. Когда же еще такое было? И потом житья не стало — расшевелился рабочий. Одно — война уже четвертый год, другое — хлеба не хватает, разор в стране, дороги стоят, в лавках пусто. Царя скинули, буржуазия попробовала, да тонка кишка.

— А справится ли рабочий класс?

— А уж тут, батюшка, выбору нету. Сами за себя. Трудненько, полагаю, будет, да уж ничего, вытянем.

— Вытянем, батя, — вскочил Алеша и хлопнул старика по плечу.

Иван смотрел на них уже не сердито.

— Я вот вижу, вы в свое дело верите, — сказал взволнованно Андрей. — У вас даже сомнений нет… А я за три года впервые вижу людей, которые верят во что-то до конца. Вот и германцы верили…

— Наша вера крепче будет, господин офицер, — сказал Иван. — Отцы наши в девятьсот пятом году верили, то уж нам не верить не пристало. Наши и за фронтом есть, и в других странах. Письма доходят…

— Верно, Васильич, верно! — раздался зычный голос в дверях. — А только вы что двери-то не закрываете? Гостей ждете?