Александр Лебеденко - Тяжелый дивизион

Его отталкивали, отводили в сторону десятки рук, и студенты продолжали читать листовки.

Из другого конца коридора, от ректорского кабинета, несся, высоко подняв голову, худой седоватый проректор, и за ним шумно шла еще одна волна студентов. Это по большей части были первокурсники, которые хотели только увидеть, что же будет дальше.

Нейтральные спешили к стенам, к окнам, подальше от университетских бурь.

— Осторожно! — крикнул чей-то тонкий, надорванный голос.

Студенты с листовками, пригнувшись, нырнули в толпу. Толпа, теснясь, ломая плечами и спинами створки дверей, одним многоруким, многоногим чудовищем стала пробиваться в двери актового зала.

Стекло звякнуло в выходной двери, и в коридор, одним своим видом освобождая от студенчества весь ближайший участок, просунулась барашковая шапка околоточного.

— Вон! — раздался неистовый вопль.

— Сюда, сюда! — широким жестом звал хромой студент.

Чья-то рука пустила толстую трепаную книгу, и корешок проплыл у самого плеча околоточного. Книжка шлепнулась о стену, и желтоватые зачитанные листы учебника понеслись по коридору, долго не желая улечься на истертый паркет.

— Господа, господа! — кричал проректор, выставив из раструба воротника сухой кадык. — Прошу вас успокоиться, и я гарантирую вам, что полиция не войдет в здание.

— Уже вошла! — крикнул чернобородый студент с красными губами. — Повылазило вам?..

Околоточный дал знак рукой, и передние городовые, взяв ружья наперевес, двинулись в коридор. Толпа студентов отхлынула еще дальше в обе стороны.

— Окружай! — скомандовал околоточный.

Городовые двумя черными змейками с неожиданной для их грузных тел легкостью стали вдоль стен, стремясь взять в кольцо группу шумевших активистов.

Студенты побежали толпою, сотрясая коридор, но в цепи черных шинелей осталась группа взволнованной и сейчас уже притихшей молодежи.

— Вон того мне, — показал околоточный пальцем в нитяной перчатке на чернобородого студента.

Двое городовых пустились в тяжелый бег. Но чернобородый, раздвигая товарищей руками, резво прыгнул в толпу и, пригнувшись, помчался к библиотеке. Толпа расступалась перед городовыми нехотя, задерживала их, хватала за рукава, и уже на половине пути, не видя бородатого, который успел прыгнуть в боковую дверь, городовые остановились.

— Утек, щучий сын, — сумрачно сказал один городовой. Другой махнул рукой и, стукнув прикладом в пол, отправился к своим. Арестованных уводили.

— Ну, вот и все, — сказал Бармин. — Впрочем, завтра будет еще заметка в оппозиционных газетах и взрыв негодования в «Новом времени». И все это из-за нескольких хулиганов. Стоит из-за этого нервы портить? Разложить и выпороть.

— Я пошел, — сказал высокий блондин. Он нарочито холодно протянул руку Бармину и так же подчеркнуто задержал пальцы Андрея. — Так приезжай — будем вместе одолевать премудрость.

— Обиделся булочник. Ты у него бываешь? — спросил Андрея Бармин.

— Бываю. Хорошая, культурная семья. А булочником лучше быть, чем вором…

— Истина. А еще что? — Глаза Бармина утратили влажность и стали металлическими, сухими, как пластинки бритвы «Жиллет». — И я пошел. Приезжай — буду рад, — сказал он Андрею.

— Рассердился он на тебя, — шепнул Зыбин. — Намек отдаленный, но все-таки — намек.

Отец Бармина был крупный инженер, сделавший себе состояние на постройке Китайско-Восточной железной дороги.

— Он меня бесит своей наглостью, — сказал Андрей. — Этот булочник лучше его во сто раз.

— Так не водись с ним, — резонно ответил Зыбин.

— Когда он не впадает в пшютовской тон — он славный парень, добрый, покладистый…

— Но впадает-то он вечно…

— К сожалению, часто.

— Ну вот видишь. Лучше подальше.

Николаевский мост гремел, скрежетал железом, как будто весь он качался на многочисленных ржавых цепях. С длинных телег хвостами дикобразов свешивались, лязгали стальные и железные прутья. Трубочный слал с Голодая на южные вокзалы трубы, цилиндры и другие металлические изделия. На василеостровские верфи шли транспорты уложенных точными кругами смоленых канатов. Легкие ящики громоздились на тачках, грозя задеть трамвайные провода.

Конная фигура городовика с белым султаном провинциальным памятником застыла на съезде.

— Зайдем за Екатериной, и тогда в город, — предложил Андрей.

Зыбин вынул черные, еще гимназические часики.

— Опаздываю я… Ну, все равно. Я рад буду видеть Екатерину Михайловну.