Теофиль Готье - Роман Мумии

Когда она появилась у ворот дворца, воины уже не стали ее бить; к ней имели доверие, и оэрис дворцовой стражи тотчас же впустил ее. Тимофт провел ее к Фараону.

Увидев старуху, которая ползла к его трону, как полураздавленное насекомое, царь вспомнил о своем обещании и приказал, чтобы открыли одну их гранитных комнат и позволили ей взять столько золота, сколько она может унести.

Тимофт, пользовавшийся доверием Фараона и знавший тайну затвора, открыл каменную дверь.

Громадные массы заблестели под солнечным лучом; но жадные глаза старухи засверкали еще ярче: ее зрачки пожелтели и странно заискрились. Она несколько мгновений любовалась в восхищении, потом заворотила рукава своей заштопанной туники, обнажив морщинистые руки с сухими мускулами, похожими на веревки, потом расправила свои крючковатые пальцы, подобные когтям грифона, и с яростной, животной жадностью набросилась на груды слитков золота.

Она погружалась в золотые слитки до плеч, хватала их руками, переворачивала, катала перед собой, подбрасывала; ноздри ее расширялись, ее охватила нервная судорожная дрожь. Опьяненная, обезумевшая, вздрагивая с прерывистым хохотом, она бросала в мешок пригорошни золота, приговаривая: „Еще! Еще!” И скоро мешок наполнился. Тимофт, которого забавляло это зрелище, не мешал ей, не предполагая, чтобы этот скелет в образе старухи мог пошевелить такую громадную тяжесть. Но Тамар связала мешок веревкой и, к великому удивлению египтянина, взвалила его к себе на плечи. Жадность придала ей невероятную силу: все мускулы и нервы ее рук, шеи, плеч, напряженные до последней крайности, помогали ей нести массу металла, под которой согнулся бы самый сильный носильщик из племени Нахаси; наклонив голову, как бык, запряженный в плуг, Тамар, еле передвигая ноги, вышла из дворца, наталкиваясь на стены, почти ползая на четвереньках, так как она часто упиралась руками в землю, чтобы не упасть под тяжестью; наконец, она вышла с законно принадлежащим ей грузом золота.

Задыхаясь, теряя силы, в испарине, с болью в спине и с омертвелыми пальцами она села у дворцового входа на свой счастливый мешок, который казался ей мягче всяких подушек.

Через некоторое время она заметила двух израильтян с пустыми носилками; она позвала их и, обещая хорошую награду, уговорила их взять мешок и отнести вслед за ней.

Два еврея, в предшествии Тамар, пошли по улицам Фив и по пустырям с земляными хижинами и у одной из них, по ее указанию, сложили мешок. Тамар, хотя и ворча, отдала им обещанное вознаграждение.

Между тем Тахосер поместили в великолепных покоях, в царских покоях, таких же прекрасных, как и комнаты Фараона. Легкие колонны с капителями в виде лотосов поддерживали усеянный звездами потолок, тонкие циновки покрывали пол; ложа были отделаны металлическими пластинками и эмалью и покрыты тканями черного цвета с красными кругами; кресла на львиных лапах, скамейки на лебединых шеях, столы из драгоценного дерева, поддерживаемые азиатскими пленниками, составляли убранство комнат.

На подставках с богатой резьбой стояли большие вазы и широкие золотые чаши, работа которых стоила дороже, чем металл. Одна из них, узкая в нижней части, поддерживалась двумя конскими головами в их упряжи с бахромой. Два стебля лотоса, грациозно изгибаясь, составляли ручки, а на выпуклости сосуда, среди стволов папируса, бежали газели.

Другой сосуд в виде крышки покрывала чудовищная голова Тифона, увенчанная пальмами и искаженная гримасой между двух змей; бока были украшены листьями и зубчатыми полосами.

Металлические зеркала, окруженные уродливыми фигурами, как бы с целью доставить красоте удовольствие видеть контраст, сундуки из кедрового и сикоморового дерева, разукрашенные и расписанные, ларцы из эмалированной глины, флаконы из алебастра, оникса и стекла, ящики с ароматами — все указывало на щедрость Фараона к Тахосер. Драгоценностями этой комнаты можно было бы заплатить подати целого государства.

Сидя в кресле из слоновой кости, Тахосер смотрела на ткани и драгоценности, которые раскладывали перед ней нагие девушки, доставая их из сундуков. Тахосер только что вышла из ванны и ароматические масла, которыми ее натерли, делали еще более нежной ее кожу; ее тело принимало прозрачность агата и как будто просвечивало; красота ее была сверхчеловеческой, и когда она обратила к зеркалу свои глаза, обведенные чертой антимония, то невольно улыбнулась своему отражению.