Анна Фимина - I измерение

С этих пор Димка не давил на Ольгу, не раздражал своим присутствием, своими встречами по дороге домой. Она много говорила с ним о жизни, о работе, о людях и Енисейце. Ей было как-то теперь спокойно с ним, весело и интересно. А он не претендовал на большее, что вполне устраивало Ольгу.

***

Через несколько недель в Енисейц вместе с весенним теплым ветерком пришло письмо из Смоленска. Ольга в этот день пришла чуть пораньше с работы, долго грела мокрые озябшие руки, потом ужинала. Лишь поздно вечером Марья Тихоновна, не отрываясь от проверки многочисленных тетрадей, сказала:

–Ах да, Оленька, там у Дмитрия Семёновича на столе лежит письмо к тебе, прочти.

–Из Смоленска! Смотри-ка, не забывают! – говорила она радостно, открывая письмо.

«Ольга, здравствуй! – писала рука Любаши. – Ты ведь знаешь, у меня и не осталось никого в Енисейце, кроме тебя и Леночки Митяевой. К кому писать, как ни к тебе? А у меня такая радость, такая радость… Но, по порядку. Устроились мы хорошо. Сначала нам комнату в общежитии дали от Андрюшиного завода. Люди здесь хорошие, всем нам помогали. Но ты же знаешь Андрея. А я не жалуюсь, я за ним как за каменной стеной. Ничего, что он гордый, правда? «Сами, – говорит, – со всем справимся, ничего у других не бери, Любаша». Я ведь родила, Ольга! Вот уж как месяц прошел. Сына родила, Максима. Теперь живем в отдельной квартирке. Нам как молодой семье выделили. Я дома сижу, хозяйство веду, за сыном смотрю. Андрюшенька работает, да еще время находит в институт на лекцию сбегать, представляешь? Спрашиваю: «Зачем?». Он мне, мол, послушаю, а на следующий год обязательно поступлю. Мы с ним тут в кино и на литературный вечер ходили. Андрюшенька каждый вечер берёт Максимку на руки и мы все вместе идем гулять.

Ольга! Знаешь, как я счастлива! Как я спокойна! У меня такой мир в душе! Я отдыхаю ото всего, что перенесла в Енисейце. У нас очень хорошо, тепло, просторно. Приезжайте с Ленкой погостить. Ну все, пошла я дела делать. Пока».

Ольга вновь и вновь перечитывала письмо, и у самой становилось тепло на душе.

– Ну что она там пишет? – поинтересовалась Марья Тихоновна.

– Сына родила, Максимом назвали. Живут в собственной квартире. Каждый вечер гулять ходят, в кино, на вечера разные.

– Вот как? – удивилась Марья Тихоновна. – Ну и отлично. А ты…

Но Марья Тихоновна не договорила, Ольга вышла.

Подруга в тот же вечер написала ответ Любаше об отъезде Таньки Даниловой в Севастополь, о рождении у Сергея и Наташи Долговых сына Жени, о новом бухгалтере, который «чуть было не влюбился» в Ольгу.

Говорливые ручейки весны 1927 года принесли весть о замужестве старшей дочери Сковородниковых. Она училась в Москве. Это была самолюбивая, истеричная девушка. Училась она всегда прилежно. И всё, что можно было почерпнуть из сибирского захолустья, вобрала в себя. Её звали Валентиной. Она ни за что не хотела оставаться в деревенской избе и вся стремилась к цивилизации. Вот и училась, спала по три часа в сутки, каждую неделю ездила в светлоярскую библиотеку за книгами (больше трех произведений на руки не давали). И добилась! Поступила в университет и больше уже не возвращалась. О свадьбе её узнали лишь из письма, которое она написала матери. И только это письмо успело попасть в руки тетки Нюрки, как о новости знал не только Енисейц, но и вся близ лежащая округа выше и ниже по Енисею. Каждое деревце знало оскорбленное чувство матери: «Как же так, без родительского благословения?!» – растерянно вопрошала она. Но в душе, конечно, была рада: «Вот за московского вышла. Теперь и квартира своя будет. Моя Валька не продешевит». И действительно, всем было ясно, что Валька Сковородникова не продешевит. Уж такой она была человек. Тетка Нюрка надеялась, что Валентина привезет своего мужа на лето. «Посмотреть хоть на него, что он за человек», – рассуждала она и стоптанные тапки несли её уже к другим воротам.

– Да тряпка какая-нибудь, – однажды в раздумье сказала Ленка.

– Почему ты так решила? – Ольга лежала на кровати и читала книгу. Ленка сидела за столом и решала очередную задачку.

– Она только такого себе и возьмет. Любой другой с ума сошел бы с ней, или, лучше всего, морду ей бил каждый день.

– Митяева, я не сомневалась в твоей доброте.… А, впрочем, ты права, – добавила Ольга, немного подумав. – Бедная тетка Нюрка сгорает от любопытства. Я тоже у неё понемногу этим заразилась.

– Хочешь на него посмотреть?