Синклер Льюис - Том 2. Бэббит. Человек, который знал Кулиджа

— Меня страшно мучит одна литературная проблема. Сейчас я занят составлением серии реклам для автомобильной фирмы Зико, и мне хотелось бы из каждой рекламы сделать этакую поэтическую жемчужину — в хорошем стиле, понимаете. Я целиком и полностью придерживаюсь теории, что весь фокус — в совершенстве формы, без этого и писать не стоит, но такой крепкий орешек мне еще никогда не приходилось раскусывать. Вы, может быть, думаете, что мне труднее писать стихи, я хочу сказать — на лирические темы: семья, очаг, счастье и прочее, но это, в общем, легче легкого. Тут никаких просчетов быть не может; отлично знаешь, чем дышит каждый порядочный человек, если он действительно наш, и выражаешь именно эти чувства. Но индустриальная поэзия — такой литературный жанр, где нужно открывать новые, неизведанные области. А знаете, кто но этой части наш, американский гений? Вы даже имени его не слыхали, и я не слыхал, но его творчество надо сохранить для будущих поколений, чтобы они могли судить о силе американской мысли наших дней, об ее оригинальности. Я говорю о человеке, который пишет рекламы табака «Принц Альберт». Нет, вы только послушайте:

«Сплошная радость и восторг — П.А. в хорошей трубке! Скажи, слыхал ли ты, как хвастают шоферы: рвануть с пяти на пятьдесят единым духом, дать газу, чтобы небу стало жарко! Да, в этом что-то есть, не спорю, но, между нами, милый друг, проверь-ка сам любым спидометром, как быстро с уныния от скверных табаков на скорость высшую блаженства переключишься ты, усевшись с трубкой, где тлеет вкусный и душистый «Принц Альберт».

«Принц Альберт» попадает в точку, он словно весело поет своим чудесным ароматом: «Давай еще!» Всегда прохладный и душистый! Нет, никогда куренье никому не доставляло такой бодрящей, крепкой радости мужской!

Закуривай, дружок! Берись за трубку сразу — не упускай момент! «Принц Альберт» — сам пойми! — вольет в тебя такую силу, что ты всем сразу дашь и шах и мат. Уж мы-то знаем оба, о чем я говорю!»

— Ого! — восхищенно протянул агент автомобильной компании Эдди Свенсон, — вот это настоящая мужская литература, честное слово! Ну и молодчага этот малый — впрочем, что я! Не может быть, чтобы один человек так здорово писал! Наверно, там целая комиссия классных писак. Впрочем, это неважно! И пишет-то он не для каких-нибудь длинноволосых нюнь, он пишет для настоящих парней, для меня — и я снимаю перед ним кепку. Вот только одно: поможет такое объявление продаже товара или нет? А не завела ли фантазия этого альбертовского сочинителя неизвестно куда, — все они такие, эти поэты! Читаешь — классная штучка, но о товаре она мне ничего не говорит! Прочесть-то я прочту, а покупать «Принц Альберт» все равно не стану, потому что тут ничего толком про самый табак не написано! Одни выдумки!

Фринк воззрился на него с возмущением:

— Нет, ты, брат, спятил! Неужели мне надо объяснять тебе, что такое стиль? Во всяком случае, мне очень хотелось написать рекламу для Зико именно в таком роде. Но не могу — хоть тресни! Пришлось придерживаться чистой поэзии, написал для Зико очень утонченную штучку. Послушайте, не знаю, понравится ли:

«Далекий путь зовет-манит, он там, вдали, за горной цепью, он далеко, и ждет того, в ком кровь кипит, как пламень алый, на чьих устах звенит-поет всех храбрецов призыв старинный. Прочь, будничная, цепь забот, долой, постылая тревога! Лететь и мчаться — наш девиз; в нем наше счастье — не на миг, в нем наша жизнь: лететь вперед! И эту истину постигли создатели машины Зико. Они обдумывали все — не только красоту и цену. Машина — легче антилопы, скользит, как ласточка в полете, но сила, сила в ней — слоновья! В ней дышит все изяществом и мощью, машина эта — первый класс. Послушай, друг мой! Никогда не знать тебе высокого искусства путешествий, если не приобретешь ты ЗАЛОГ ЗЕМНОГО СЧАСТЬЯ — ЗИКО».

— Да, — задумчиво добавил Фринк, — могу сказать, что я сумел вложить какую-то элегантность в эти строки, но оригинальности, этакой рекламной зазывности тут все-таки не хватает!

В ответ на это все гости вздохнули с сочувствием и с восхищением.

Бэббит любил своих друзей, обожал играть роль хозяина и кричать: «То есть как это вы не хотите больше цыпленка — что за выдумки!» — и преклонялся перед талантом Т.Чамондли Фринка, но подъем от коктейлей уже пропал, и чем больше он ел, тем меньше веселился. Кроме того, дружеская атмосфера обеда была нарушена ссорой четы Свенсонов.

На Цветущих Холмах и в других зажиточных кварталах Зенита, особенно среди «молодоженов», было много женщин, которые ничего не делали. Хотя прислуги они держали мало, но при газовом отоплении, электрических плитах с мойками для посуды и пылесосами в выложенных кафелем кухнях квартиры у них были настолько удобные, что домашней работы делать почти не приходилось, а кроме того, их стол главным образом состоял из полуфабрикатов и готовых закусок. Редко у них бывало больше одного-двух детей, чаще браки были бездетными, и хотя существовала легенда, будто мировая война приучила людей считать всякую работу респектабельной, их мужья не позволяли им «тратить время зря и забивать себе голову дурацкими идеями», занимаясь бесплатно общественной деятельностью, и еще больше возражали против платной работы, чтобы не было повода для разговоров, будто мужья их плохо обеспечивают. Забот по дому им хватало часа на два, не больше, а в остальное время они объедались шоколадом, ходили в кино, разглядывали витрины магазинов, собирались по двое, по трое сплетничать и играть в карты, робко мечтали о любовниках, которых и в помине не было, и накопляли невероятную энергию, находившую выход в грызне с мужьями.