Синклер Льюис - Том 2. Бэббит. Человек, который знал Кулиджа

— Хороший был сон?

— Очаровательный!

— А говорят, сны никогда не сбываются! Ну, мне надо идти! — Она встала.

— Не уходите, прошу вас! Луэтта!

— Нет, нельзя! Надо занимать гостей!

— А, пусть они сами себя занимают!

— Ну, как же можно! — Она беззаботно потрепала его по плечу и ускользнула.

Минуты две он испытывал стыд и ребячливое желание удрать домой, но потом сказал себе: «Да я и не старался! Знал заранее, что ничего у меня не выйдет!» — и тут же побрел в зал и пригласил на танец миссис Орвиль Джонс, стараясь с подчеркнутой добродетельностью не смотреть на Луэтту.

Свидание с Полем в тюрьме казалось таким же нереальным, как та ночь, в тумане и путанице нерешенных вопросов. Ничего не видя, Бэббит прошел по тюремным коридорам, где воняло карболкой, в помещение, уставленное светло-желтыми деревянными скамьями, с дырочками в виде розеток, совсем как скамейки в сапожных лавках, где Бэббит бывал в детстве. Тюремщик ввел Поля — грязно-серая одежда, бледное, застывшее лицо. Он робко повиновался приказам тюремщика, покорно подал ему для осмотра табак и журналы, которые принес Бэббит. Он ни о чем не рассказывал, только проговорил: «Ничего, привыкаю!» — и еще: «Работаю в портняжной мастерской. Пальцы болят».

Бэббит понял, что в этом мертвом доме и Поль омертвел. В поезде, по дороге домой, он подумал, что и в нем самом что-то умерло: умерла честная, непоколебимая вера в то, что мир хорош, умер страх перед общественным мнением, гордость своими успехами. Он был рад, что жена уехала. Он признался в этом себе, не оправдываясь. Ему было все равно.

На ее визитной карточке стояло: «Миссис Дэниэл Джудик». Бэббит слышал о ней: вдова крупного торговца бумагой. Вероятно, ей было лет сорок с лишним, но в тот день она показалась Бэббиту много моложе. Пришла она узнать насчет квартиры, и, отстранив неопытную секретаршу, он сам занялся ею. Его тревожило и привлекало ее изящество, стройная фигура, черное полотняное платье в белую крапинку — такое легкое, элегантное. Широкая черная шляпа затеняла ее лицо. У нее были блестящие глаза, нежный округлый подбородок, гладкие розовые щеки. Бэббит гадал, накрашена она или нет, но в женских уловках он разбирался хуже любого мужчины.

Она села, вертя в руках лиловый зонтик. Голос у нее был мягкий, но без всякого кокетства.

— Не знаю, сможете ли вы мне помочь.

— С наслаждением!

— Я везде искала, по… Знаете, мне нужна небольшая квартира, одна — или, может быть, две спальни, гостиная, кухонька и ванная, но главное, хочется найти что-нибудь приятное, не в этих унылых старых домах, но и не в самых новых, там обычно такие ужасные, крикливые канделябры. И платить слишком дорого я тоже не в состоянии. Меня зовут Танис Джудик.

— Кажется, у меня есть одна подходящая квартирка. Хотите проехаться, посмотреть?

— Хорошо, у меня есть часа два свободных.

В новом доме на Кэвендиш-стрит у Бэббита была квартира, которую он придерживал для Сидни Финкельштейна, но при мысли, что можно проехаться с этой приятнейшей дамой, он изменил своему другу Финкельштейну и галантно сказал:

— Посмотрим, чем я могу быть вам полезен!

Он вытер для нее сиденье в машине и дважды рисковал жизнью, хвастая своими шоферскими талантами.

— А вы отлично правите! — сказала она.

Ему нравился ее голос. «Такой музыкальный, — подумал он, — чувствуется культура, не то что у Луэтты Свенсон, — сплошной визг и хохот».

Он гордо сказал:

— Знаете, многие боятся и ведут машину так медленно, что только всем мешают. Самый надежный, водитель тот, кто умеет владеть машиной и вместе с тем, когда надо, не боится скорости. Вы со мной согласны?

— Ода!

— Ручаюсь, что вы правите как бог!

— О нет, по правде говоря — не очень хорошо… Конечно, у нас была своя машина, — я хочу сказать, при покойном муже, и я иногда делала вид, будто правлю, но я не верю, что женщина может научиться водить машину не хуже мужчины!

— Как сказать, некоторые женщины отлично правят!

— Да, конечно, те, кто подражает мужчинам, играет в гольф и вообще портит себе цвет лица, не бережет руки…

— Это верно. Я сам никогда не любил мужеподобных женщин.

— Нет, я хочу сказать — я их, конечно, очень уважаю, по сравнению с ними чувствуешь себя такой беспомощной, ненужной.

— О, какая чепуха! Ручаюсь, что вы играете на рояле как бог!

— О нет, по правде сказать, — не очень хорошо…

— А я уверен, что играете!

Он взглянул на ее гладкие руки, на кольца с бриллиантом и рубином. Она перехватила его взгляд, мягким кошачьим движением сплела тонкие белые пальцы, что окончательно привело его в восхищение, — и грустно протянула: