— Господи помилуй! — Оба боялись посмотреть друг на друга.
— А иначе кто вы ей? — еле шевеля губами.
— А иначе кто я ей?! — захлебываясь гневом. — Ты на что намекаешь? Вот она, человеческая благодарность! И я должен выслушивать такое в собственном саду, то есть на лужайке. Ты сошел с ума, сынок. В самом деле. Помешался после этой войны. И заметь, я ни отчего не отрекаюсь, — глядя безумными глазами. — С какой стати? Но когда тебе стукнет столько же лет, сколько мне, ты наконец, поймешь, что у каждого человека есть свои тайны, но не все они твоего ума дело. И даже не моего, прости Господи.
— Я что-то не понимаю, — Чарли смотрел прямо ему в глаза. О какой тайне он говорит? Что она шлюха?
— Да прояви же хотя бы каплю деликатности! — чуть ли не подпрыгивая от злобы.
— Деликатность? — тихо, с презрением.
— Именно, деликатность. Или тебе не знакомо это слово? — и вдруг откуда-то тренькнуло: — Джеральд! — дважды. — Ну вот, нас наверняка могли подслушать!
— Не смешите меня, — попрощался молодой человек.
И ушел прочь, ослепнув от ярости, не разбирая дороги.
По своей доброте душевной — а он был человеком доброго нрава — Джеймс решил, что в следующий раз, когда будет в Лондоне, должен непременно проведать Чарли. Он думал, что Чарли, который был так дружен с его Розой, будет рад вспомнить старые добрые времена. К тому же Джеймс был очень тронут, что тот, вернувшись с войны, первым делом навестил ее могилу. Кончина Розы — которая постепенно удалялась все дальше и дальше в прошлое — была самой большой печалью в его жизни. И все, что соединяло его с ней, был Чарли.
Джеймс написал Чарли, что миссис Грант находится не в лучшей форме, а мистер Грант, надеясь, что к ней вернется память, настаивает, чтобы она виделась с внуком не реже, чем раз в полгода, и поэтому в следующий раз он оставит у них Ридли на пару дней. И как это будет замечательно, если у Чарли найдется возможность встретиться с ним вечером, — писал Джеймс, не сказав о мальчике.
Чарли как раз обдумывал, не навестить ли ему Розу, хотя бы для того, чтобы рассказать про Мидлвича, и когда — через пару дней после той сцены с мистером Грантом — получил письмо, ему неожиданно открылось, что теперь у него появилась возможность выяснить все раз и навсегда. И вновь соединить супругов. И спасти ее от жизни, которую — он был уверен — она вела. И ответил в письме, что придет в гостиницу ближе к чаю.
Увидев Ридли, Чарли был так ошеломлен, что в первую минуту даже забыл о Джеймсе, думая на этот раз только о сходстве между собой и этим мальчиком, поскольку давно убедил себя в том, что это его сын, но совсем чужой, из чужой жизни, разве что ходячее напоминание о его Розе. Поскольку Роза на самом деле ошиблась, и, возможно, умышленно. Во всяком случае, она никак не могла вспомнить, когда зачала мальчика. Но Саммерс был уверен, что ребенок — его, и искал в его скулах отражение собственного лица, между тем как сразу по возвращении искал в нем одну только Розу, которую — думал он — давно нашел, и с тех пор больше не желал видеть ничего, что бы ее напоминало, ни, тем паче, этих ямочек на щеках, ни уголков улыбки.
В то же время он полагал, что сразу предъявить ей Ридли было бы слишком жестоко. И решил повременить. И пока Джеймс забрасывал его дежурными вопросами и осторожничал, выясняя, как его здоровье, Чарли мучительно искал случая выкрасть этого мужа и предъявить его заблудшей супруге, доказав бесчестие Гранта: размышляя все последние дни, Чарли решил, что отец забирает у дочери долю ее аморального заработка — вероятно, в силу того, что болезнь миссис Грант сделалась слишком накладной.
— Вот я и подумал, надо повидаться, дружище, — в третий раз повторил Джеймс, — в память о былых деньках, проведать, что у тебя да как. Честно говоря, последний раз впечатление у меня было не самое грандиозное. Так-то, дружище.
Ридли сидел напротив и от скуки вертел головой, выглядывая из-под густых, как частокол, ресниц. Чарли думал о том, как бы он обрадовался, узнав, что где-то у него есть мать. И винил Джеймса в том, что тот отпустил Розу.
— Тут такое дело, мне надо тебе кое-что сказать.
— Конечно, выкладывай! — охотно согласился Джеймс, и Чарли многозначительно посмотрел на Ридли.
— Верно. Послушай, Ридли, я забыл в комнате носовой платок. Ты помнишь номер? Точно? — и обращаясь к Чарли, — ты не представляешь, какая у него ужасная память. Девичья. Иногда отправлю его в магазин, так он уже по дороге успевает забыть, зачем. Номер 56. Смотри, не потеряй.
Читать дальше