Генри Грин - Возвращение «Back»

— Они называли тебя Розой?

Она, опустив голову, молчала и чувствовала на себе его взгляд, полный отчаяния. И боялась смотреть ему в глаза, сказать слово, поскольку все, на самом деле, так и было.

— Меня прислал твой отец, Роза.

Она молчала.

— Мистер Грант, Роза.

Она резко отвернулась, спрятала лицо.

— Роза? Ты ведь не будешь отрицать, что он твой отец?

— Ладно, скажите, как вас зовут.

— Чарли Саммерс, — с готовностью ответил он.

— Впервые о таком слышу, — она повернулась к нему. И он увидел на ее лице то, что никогда, насколько знал, не водилось за Розой, — стыд.

Вдруг лицо ее исказилось злостью, чистой, неподдельной злостью. И он понял, что она не опустится до лжи.

— Что? Вы приходите в мой дом, ломаете эту грязную комедию, притворяетесь, что падаете в обморок! — топнула ногой. — И смеете при мне произносить это имя? — с яростью и чем-то еще, чего он пока не мог понять, выкрикнула она. — Нет, вы не мужчина, настоящий мужчина не способен на такую низость! Да как у вас язык поворачивается произносить это имя? Что мне до него? Кто он мне? Что я получила от него в этой жизни, от мистера Гранта? — и разрыдалась, пряча глаза, нос, рот — все разом — в какой-то игрушечный носовой платок, которого хватало разве что утереть слезинку.

— Роза, — промолвил Чарли, — ты просто потеряла рассудок.

Она ревела, как белуга, грубо, некрасиво. Он боялся сделать к ней шаг. Она немного успокоилась и отвернулась.

— Ну вот, видите, что вы натворили, — всхлипнула она. — Что, довольны? Уходите же, прошу вас.

— Роза, милая, ты не в себе.

— Никакая я вам не Роза, — всхлипнула она. — И никогда не была ею, и не могла быть ни на секунду. Да будь проклят тот день, когда этот человек стал моим отцом! — вырвалось у нее — не то слова, не то рыдания. — И даже не дал мне своей фамилии! — она захлебывалась в слезах. И громко, как в трубу, высморкалась.

Чарли чувствовал себя подавленным, разбитым, смущенным, почти счастливым.

— А что же твоя мать — миссис Грант?

— Довольно! — закричала она. — Довольно! Я вас не просила обсуждать мою личную жизнь! — тряся его за плечи. — Убирайтесь вон! — и вытолкнула за порог.

Напоследок, перед тем как за ним захлопнулась дверь, перед его глазами мелькнула кошка — хвост трубой, она бесшумно — топ-топ, топ-топ — утаптывала коврик.

Споткнувшись о порог, он вывалился на улицу и заковылял, куда глаза глядят, часами кружа по городу, ни разу не посмотрев вслед проходящим девушкам.

Он любил Розу, любил отчаянно и безнадежно.

На следующий день он не явился на работу. И даже не предупредил. В конторе не знали, что и подумать. Все это время после возвращения он был таким добросовестным. И ему простилось.

Тем не менее, дабы не вызывать подозрений у миссис Фрейзер, он вышел из дому в обычный час. Постель его, что ночью превратилась в беспокойную могилу [12] «Беспокойная могила» («An Unquiet Grave») — старинная английская баллада о юноше, которые тоскует на могиле своей умершей возлюбленной двенадцать месяцев и один день. Она умоляет его оставить ее могилу и не беспокоить ее сон. , свято хранила тайну и ни о чем, ни о чем не поведала горничной Мэри.

Он бежал от Розы, но образ ее являлся всюду — в корзинах цветочницы, в прозрачных отражениях витрин, на пыльных полках букиниста, в подборке прозы мисс Роды [13] Rhoda — роза (греч.). Броутон, в раскрытом томике «Растущей, как цветок» [14] Рода Броутон (1840–1920) — английская писательница. Автор романов «Как роза красная в цвету», «Растущая, как цветок». ; в лавке продавца семян с этикеткой «Роза Картера», болтавшейся на носике лейки.

Ведь она отвергла его, указала ему на дверь. И жизнь его стала пыткой.

— Чертовы попрошайки, слетелись, как мухи на мед! — услышал он за собой.

И он увидел Розу — как однажды давным-давно, в тот день, когда уехал Джеймс, — обнаженная, в лучах заката, она стояла на кровати, такой мягкой, что почти утопала в ней, его Роза, она смеялась и подпрыгивала, пришлепывая к потолку комаров, и копна ее пышных, озаренных, волос вздрагивала, как пламенеющая на закате роза.

Он почти бежал, выбиваясь из сил, волоча за собой культю, скорее прочь, и только сильнее припадал на костыль.

Роза, которую он когда-то любил, которую нельзя объяснить словами.

— Видать, на войне ногу-то оставил, — другой голос.

И он увидел Розу — как однажды давным-давно — и паучка на тыльной стороне ладони, и непослушный локон, норовящий пощекотать ей нос, а знаешь, сколько у паучков лапок, она знает, она все смеялась, да, рыжие паучки приносят счастье, это к удаче, милая, дорогая Роза.