Шарлотта Бронте - Джен Эйр

Я перечитывала эти слова все вновь и вновь, чувствуя, что не в силах понять их смысла. Я все еще размышляла над словом «приют», пытаясь найти связь между начальными словами надписи и стихом из священного писания, когда кашель за моей спиною заставил меня обернуться. Поблизости, на каменной скамье, сидела девочка; она склонилась над книжкой и была, видимо, целиком поглощена ею. Со своего места я прочла заглавие книги — «Расселас» [4], показавшееся мне странным и оттого более завлекательным. Перевертывая страницу, она случайно подняла глаза, и я сейчас же спросила:

— Интересная книжка?

Я уже решила попросить ее дать мне почитать эту книгу.

— Мне нравится, — ответила она после небольшой паузы, во время которой рассматривала меня.

— А о чем там написано? — продолжала я.

Не знаю, каким образом у меня хватило смелости заговорить первой с совершенно незнакомой мне девочкой. Это противоречило и моей природе и моим привычкам. Вероятно, ее увлечение книгой затронуло во мне какую-то созвучную струну: ведь я тоже любила читать, хотя и чисто по-детски, — серьезное и сложное я плохо усваивала и плохо понимала.

— Если хочешь, посмотри, — сказала девочка, протягивая мне книгу.

Я так и сделала; полистав книгу, я убедилась, что ее содержание менее заманчиво, чем заглавие. Книга, на мой детский вкус, показалась мне скучной, там не было ничего ни про фей, ни про эльфов, а страницы сплошного убористого текста не сулили ничего занимательного. Я вернула книгу ее владелице, и та спокойно взяла ее и уж намеревалась снова погрузиться в чтение, когда я опять решила обратиться к ней.

— Ты можешь мне объяснить, что это за надпись над входом, что такое «Ловудский приют»?

— Это та самая школа, где ты будешь учиться.

— Отчего она называется «приютом»? Разве она отличается от других школ?

— Это вроде убежища для бедных сирот: и ты, и я, и все остальные девочки живут здесь из милости. Ты, вероятно, сирота? У тебя умерли отец и мать?

— Оба умерли давно.

— Так вот, здесь у каждой девочки умер отец или мать, а некоторые совсем не помнят ни отца, ни матери. Это приют, где воспитываются сироты.

— Разве мы не платим денег? Разве нас держат даром?

— Наши друзья или близкие платят за нас пятнадцать фунтов в год.

— А отчего же ты говоришь «из милости»?

— Оттого, что пятнадцать фунтов — это очень мало за обучение и содержание; недостающую сумму собирают подпиской.

— А кто же дает деньги?

— Разные добрые леди и джентльмены — здесь, в окрестностях, и в Лондоне.

— Кто это Наоми Брокльхерст?

— Это дама, построившая новую часть дома, как написано на доске; ее сын здесь всем управляет.

— Почему?

— Потому что он казначей и директор.

— Значит, этот дом принадлежит не той высокой даме с часами, которая приказала дать нам хлеб и сыр?

— Мисс Темпль? О нет! Если бы он принадлежал ей! А так она должна за каждый свой шаг отвечать перед мистером Брокльхерстом. Мистер Брокльхерст сам покупает нам провизию и одежду.

— Он тоже живет здесь?

— Нет, в двух милях отсюда, в большом доме.

— Он хороший человек?

— Он духовное лицо и, как говорят, делает много добра.

— Так высокую даму зовут мисс Темпль?

— Да.

— А как зовут других учительниц?

— Ту, с румяными щеками, зовут мисс Смит; она учит нас рукоделью и кройке, — ведь мы сами себе шьем платья, юбки и все остальное; низенькая брюнетка — это мисс Скетчерд, она преподает историю, грамматику и репетирует второй класс; а та, что носит шаль и носовой платок сбоку на желтой ленте, — мадам Пьеро, она из Лилля, из Франции, и преподает французский язык.

— А тебе нравятся эти учительницы?

— Да, ничего.

— Тебе нравится маленькая черная и эта мадам?.. Я не могу произнести ее фамилию правильно, как ты.

— Мисс Скетчерд очень вспыльчивая, — смотри, не раздражай ее: мадам Пьеро в общем не плохая…

— Но мисс Темпль лучше всех, правда?

— Мисс Темпль очень добра и очень умна; она на голову выше остальных, она гораздо образованнее их.

— Ты здесь давно?

— Два года.

— Ты сирота?

— У меня умерла мать.

— А тебе хорошо здесь?

— Ты задаешь слишком много вопросов. Пока я тебе ответила достаточно, теперь я хочу почитать.

Но в эту минуту зазвонили к обеду, и все вернулись в дом. Запах, наполнявший столовую, едва ли был аппетитнее, чем тот, который щекотал наше обоняние за завтраком. Обед подали в двух огромных жестяных котлах, откуда поднимался пар с резким запахом прогорклого сала. Это месиво состояло из безвкусного картофеля и обрезков тухлого мяса. Каждая воспитанница получила довольно большую порцию. Стараясь есть через силу, я спрашивала себя: неужели нас будут так кормить каждый день?