Помнится, я зарделся прямо до самых ушей.
Что же до восторга этой женщины, то его невозможно было ни описать, ни передать словами — так что к чему пытаться, пустая трата времени...
Однако и на меня всё это тоже произвело немалое впечатление — конечно, не такое, как на неё, но всё же — и я поспешил снова запустить шарик, дабы избавиться от наваждения или, напротив, утвердиться в своих подозрениях.
И — хотите верьте, хотите нет — шарик снова попадает в треть колеса!
Он останавливался там трижды, пять раз, десять раз кряду.
Мы не осмеливались поднять друг на друга глаза.
Она уже сидела. Должно быть, ноги затряслись, как и руки. Теперь она играла стофранковыми монетами — и поскольку шарики неизменно «попадали куда нужно», перед ней уже лежало одиннадцать тысяч франков.
Она сыграла ещё пару раз — нарочно, чтобы усыпить подозрения, заранее зная, что проиграет и, возможно, даже желая того. Она и в самом деле проиграла — потом поднялась и исчезла, торопливо, даже не взглянув в мою сторону.
Банкомёт ничего не заметил: повторные ставки на «тьер» никогда не вызывали у игроков таких бурных взрывов недоверия, как на « 17», «32» или «зеро», если на них ставили хотя бы дважды кряду.
Что же произошло?
Нет, но что же «на самом деле» произошло?
Конечно, мои намерения не вызывали ни малейших сомнений. Пусть так. Но вправе ли я отсюда сделать вывод, что...
Ответа я так и не нашёл — однако от этих мыслей не смог ни на минуту сомкнуть глаз, так и провёл всю ночь без сна.
Этот трюк — или чудо? — повторится ли он завтра?
Да и дамочка-то, вернётся ли она снова? Может, уже неделю только и мечтала выиграть денежки, которые я помог ей положить в карман? Может, её уже и след простыл?
Но нет, никуда она не делась, и назавтра всё повторилось вновь.
В тот вечер я пришёл к выводу, что произошло чудо, ибо заметил, что в отсутствие этой дамочки у меня никак не получается по своей воле послать шарик ни в один сектор колеса, какой ни выбери. Даже примерно, и то не удавалось. Стало быть, между ней и мною было что-то необъяснимое, чему я не знал названия, но чем не мог распоряжаться ни один из нас по отдельности — это действовало только тогда, когда наши с ней желания совпадали. И это что-то необъяснимое, я мог дать ему любое название, какое захочу, и назвал — чудом. Но у меня не было ни малейшего намерения впутывать в эту авантюру Господа Бога или возлагать на него хоть какую-то ответственность за это явление, скажем, весьма сомнительного, если не сказать преступного толка — а потому вполне простодушно приписал это чудо уникальному физическому влиянию, которое имела на меня эта женщина. Это она была головой — а я рукой. А стало быть, в моральном плане моя вина была куда меньше, чем её. Но поскольку, с другой стороны, рисковал я куда больше неё, то мне казалось вполне справедливым по-братски делить грядущие барыши, как, впрочем, и уже полученные тоже — почему бы и нет?
С чего это я должен обогащать эту незнакомку?
Ну уж дудки!
Стало быть, нам надо срочно договориться, и чем скорее, тем лучше.
Так-то оно так — да только вот загвоздка: как его заключить, это самое соглашение? И в каком виде?
Договор подписать, что ли?
Но можно ли ей доверять, этой дамочке — помимо игры?
И потом, какую ценность перед законом будет иметь этот договор, предметом которого является делёж награбленного?
Ах, ну и ночку же я ещё провёл!
Правда, на сей раз мне удалось поспать. Недолго. Ровно столько, чтобы увидеть сон, в котором белые шарики рулетки были не белыми, а серыми. И их было много-премного. Они гонялись друг за дружкой по колесу. Мне казалось, я узнал их. Стало быть, я их когда-то уже видел?
Да так оно и было, это были мои восемь су на шарики, это они вернулись ко мне во сне, это они всё ещё вертелись у меня в голове.
И проснулся я с готовым решением.
Существовал только один-единственный договор между нами, нею и мной, который бы обеспечил мне полную безопасность — во всех отношениях.
В тот же вечер я подстерег её, пошел за ней следом, догнал, потом, уведя подальше от нескромных ушей, познакомился. Разговор получился недолгим — короткие, отрывистые фразы, только по существу. Хочешь, бери, не хочешь, иди. Тут же по-быстрому было заключено тайное соглашение, в деталях оговорены все условия — и двенадцать дней спустя, в мэрии Сен-Мартэн-де-Везюби, я сочетался законным браком на условиях общего владения имуществом с Генриеттой Гертрудой Блед, разведённой, бывшей супругой какого-то болгарского полковника.
Читать дальше