Альфонс Доде - Необычайные приключения Тартарена из Тараскона (пер. Митрофан Ремезов)

Словомъ, весь Тарасконъ толковалъ объ отъѣздѣ Тартарена, какъ о дѣлѣ рѣшеномъ. Знакомые, встрѣчаясь въ клубѣ, очень серьезно и съ озабоченнымъ видомъ спрашивали другъ друга:

— Слышали новость?

— Что такое? Отъѣздъ Тартарена въ Африку? Знаю, давно знаю!

Всѣхъ болѣе въ городѣ былъ удивленъ этимъ неожиданнымъ отъѣздомъ самъ Тартаренъ. И, — о, человѣческое тщеславіе! — вмѣсто того, чтобы просто-напросто отвѣтить, что онъ никуда не собирается ѣхать и никогда не думалъ отправляться въ Африку, бѣдняга Тартаренъ на предложенный ему въ первый разъ вопросъ о его путешествіи отвѣтилъ уклончивыми недомолвками:

— Ну… то-есть… можетъ быть… оно, конечно…

На слѣдующій разъ, нѣсколько освоившись съ этою мыслью, онъ сказалъ:

— Весьма возможно… и даже вѣроятно…

Въ третій не выдержалъ и отвѣтилъ:

— Да, это рѣшеное дѣло!

Наконецъ, какъ то вечеромъ въ клубѣ и потомъ у Koстекальда, подогрѣтый гоголь-моголемъ, увлеченный выраженіями удивленія и восторга, опьяненный тѣмъ впечатлѣніемъ, какое производило на всѣхъ извѣстіе объ его поѣздкѣ, несчастный положительно заявилъ, что ему прискучила охота по фуражкамъ и что онъ въ самомъ непродолжительномъ времени отправляется стрѣлять громадныхъ африканскихъ львовъ.

Это заявленіе было встрѣчено оглушительными криками «ура!» Затѣмъ былъ опять поданъ гоголь-моголь, послѣдовали крѣпкія рукопожатія, поцѣлуи, процессія съ факелами, серенада передъ маленькимъ домикомъ съ боабабомъ.

Вся эта исторія глубоко возмущала Тартарена-Санхо. Мысль о путешествіи въ Африку и объ охотѣ за львами холодомъ и дрожью прохватывала его покоелюбивое тѣло и, по возвращеніи домой, подъ звуки серенады, раздававшейся подъ ихъ окнами, онъ сдѣлалъ страшную сцену Тартарену-Кихоту, обзывалъ его полуумнымъ, сумасброднымъ фантазеромъ, неосторожнымъ и трижды безсмысленнымъ человѣкомъ, до мельчайшихъ подробностей высчитывалъ всѣ возможныя и невозможныя бѣды, ожидающія ихъ въ этой поѣздкѣ: кораблекрушенія, ревматизмы, горячки. дизентеріи, чума, элефантіазисъ и все прочее.

Напрасно клялся Тартаренъ-Кихотъ, обѣщаясь быть осторожнымъ, тепло одѣваться, запастись въ дорогу всѣмъ необходимымъ, — Тартаренъ-Санхо и слушать ничего не хотѣлъ. Бѣдняку уже представлялся его собственный трупъ разорваннымъ въ клочья львами, поглощеннымъ песками пустыни, подобно блаженной памяти Камбизу; Тартарену-Кихоту удалось его немного успокоить лишь тѣмъ соображеніемъ, что ѣхать, все-таки, предстоитъ не сейчасъ, дѣло не къ спѣху, и что, во всякомъ случаѣ, они еще пока дома.

Да и на самомъ дѣлѣ нельзя же такъ вдругъ, безъ приготовленій, подняться и пуститься въ такую далекую экспедицію. Надо предварительно ознакомиться какъ слѣдуетъ съ краемъ, куда ѣдешь, — человѣкъ, вѣдь, не птица какая-нибудь перелетная.

Тартаренъ началъ съ того, что принялся за чтеніе разсказовъ знаменитыхъ путешественниковъ по Африкѣ: Монго-Парка, де-Калье, доктора Ливингстона, Ганри Дюверье. Тутъ нашъ герой узналъ, что смѣлые путешественники, прежде чѣмъ взять въ руки странническій посохъ и пуститься въ далекія страны, долго подговлялись переносить всякія лишенія: голодъ, холодъ, жажду, усиленные переходы. Тартаренъ рѣшился послѣдовать ихъ примѣру и съ того же дня сталъ питаться только вареною водой. Вареною водой называютъ въ Тарасконѣ хлѣбную тюрю на водѣ, вскипяченную съ зубкомъ чеснока, съ небольшимъ количествомъ тиміяна и лавровымъ листкомъ. Діэта, какъ видите, была довольно серьезная, и бѣдняга Санхо порядочно-таки морщился.

Тартаренъ не ограничился одною діэтой и къ ней присоединилъ предписываемыя благоразуміемъ упражненія. Такъ, чтобы привыкнуть къ большимъ переходамъ, онъ принялъ за правило ежедневно утромъ обходить весь городъ разъ семь или восемь, то скорымъ шагомъ, то бѣглымъ, прижавши локти къ тѣлу и держа во рту два бѣлыхъ камушка, какъ дѣлали древніе. Потомъ, чтобы освоиться съ ночнымъ холодомъ, туманами, росой, онъ каждый вечеръ выходилъ въ садъ и пребывалъ тамъ до десяти-одиннадцати часовъ, съ ружьемъ въ рукахъ, притаившись за боабабомъ, какъ бы поджидая звѣря.

Наконецъ, во все время, пока звѣринецъ Митена пробылъ въ Тарасконѣ, охотники по фуражкамъ, засидѣвшіеся у Костекальда, проходя черезъ площадь, видали въ сумракѣ ночи, какъ какой-то таинственный человѣкъ прохаживался взадъ и впередъ позади балагана. То былъ Тартаренъ: онъ пріучался безтрепетно слышать рычаніе и ревъ льва въ ночной темнотѣ.