Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

— Вы, госпожа Добош, королевой были среди нас. Всех нас превзошли в поварском искусстве.

Чего бы не дала тетушка Добош за такое признание прежде? А теперь она только плакала в ответ.

— Благослови вас господь! Доброго пути! — слышалось со всех сторон. — Будьте счастливы, кумушка!

Папаша Пыжера тоже расчувствовался, нахлобучил на лоб шляпу и, взмахнув кнутом, подстегнул «быструю Ласточку» и «проворного рысака Грошика», после чего безропотные лошадки с грехом пополам сдвинули возок с места.

Тетушка Добош еще раз окинула взглядом народ, столпившийся вокруг, и дом, еще совсем недавно принадлежавший ей. Печально помахивала ветвями шелковица во дворе, и даже из зажмуренных глаз свиньи с красными потрохами, что красовалась на вывеске лавки, казалось, тоже катились слезы. Мимо тетушки проплыли закрытые ставнями окна, белая труба над крышей. А больше она уже не видела ничего, так как без чувств рухнула на грудь дядюшки.

В себя она пришла уже за городом, где гуляющий на просторе ветерок дохнул ей прохладой в лицо. Тетушка в последний раз взглянула на родной город и увидела, что оба мальчика бегут за повозкой по дороге.

— Остановитесь, господин Пыжера, постойте! Ой, что это я говорю, сама не знаю! Погоняйте поскорее, а не то детишки догонят нас, и тогда разорвется мое сердце. Не жалейте кнута, сударь, ради бога! — принялась она умолять возницу.

— Кнут? Этим-то лошадям? — обиделся Пыжера. — Да их держать надо, чтобы они чего доброго возок не разнесли.

Тем не менее он огрел кнутом своих рысаков, те прибавили шагу, и дебреценский песок, поднявшийся облаком, вскоре скрыл студентов от Добошей, а семинаристы, все больше и больше отставая, потеряли возок из глаз.

Лаци утомился первым.

— Ну что же мы гонимся? Теперь уж все равно не догнать нам телеги! Воротимся назад.

Пишта остановился в раздумье, отдышался, сказал:

— Воротиться? А зачем? Пойдем лучше куда глаза глядят. Мне все время будто кто на ухо шепчет: найдем и мы свое счастье.

— Значит, ты думаешь, что однажды мы возвратимся в Дебрецен дворянами?

— Нет, не в Дебрецен. Сначала нам нужно будет пойти в Сегед, — вздохнул Пишта. — Если я действительно чего-то добьюсь, то первым долгом отыщу и помогу тетушке, затем найду Кручаи и рассчитаюсь с ним. А уж потом и в Дебрецен можно будет возвращаться.

Когда он упомянул тетушку, на лице его можно было прочесть выражение сострадания и нежности, с именем Кручаи — глаза загорелись жаждой мести, а при мысли о Дебрецене лицо залила краска смущения.

Расшитая золотом портупея и сейчас лежала, аккуратно свернутая, в кармане его студенческой мантии. Он станет повсюду носить ее с собой, а возвратившись в Дебрецен, повяжет ее на пояс — пусть полюбуется на нее та, что подарила… Разумеется, к тому времени на портупее будет уже висеть сабля.

— Ну что ж, я не против, — отвечал меньшой брат. — Пойдем поищем счастья.

И пошли они куда глаза глядят. Сначала до первой видневшейся колокольни. Долго шли они так, рядышком, молча, пока Пишта не молвил:

— Не шуточное дело мы задумали, братец. Двое нищих отправились в дорогу, без всякой помощи и все же с надеждой в сердце. Боль! Вот чем полна наша дорожная сума!

— Да и она понемногу истратится.

— Моя — нет! А вот за тебя я боюсь. Боюсь, не хватит у тебя выдержки. И все же может так случиться, что ты первым достигнешь цели. Я погибну, а ты уцелеешь. Пообещай же мне на такой случай, что ты поможешь воспитавшим нас добрым людям и отомстишь за отца.

— Обещаю! — торжественно произнес младший брат.

— Да услышит небо твои слова!

На обрызганные росой травы как раз начали опускаться сумерки, а на небе зажглись две маленькие звездочки. И когда братцы взглянули на них, звездочки приветливо замигали им сверху, словно хотели сказать: «Слышали мы, как же не услышать!»

Около полуночи мальчики пришли в какое-то село. Только в одном окошке светилась лампадка. Усталые, измученные, постучались они в дом. Вскоре окошко отворилось, отодвинулась пестрая занавеска.

— Кто здесь? — спросил изнутри грубый голос.

— Мы — бедные, голодные семинаристы! Ищем, где бы переночевать да кусок хлеба получить у добрых людей. Увидели у вас свет в окошке, вот и постучались.

— Неподходящее место для ночлега вы выбрали. Мы ждем смерть в гости, — отвечал прежний грубый голос.

— Вон как! Умирает кто-то в доме? Просим прощения, мы — не смерть!

— Ну так убирайтесь к черту!

Окошко сердито захлопнули. Однако ребята не успели пройти и десяти шагов, как оно вновь с громким стуком распахнулось.