Олег Попенков - О любви еще раз

Мода приходит с «дикого Запада» в виде повсеместно продающегося журнала «Америка» и американских вестернов, заполонивших экраны кинотеатров: «Великолепная семёрка», «Золотая пуля», «Полуночный ковбой» и другие.

В каждом киоске «Союзпечати» журналы более вольных во всех отношениях стран социалистического лагеря, Югославии и Польши: «Урода» и «Шпильки».

А рядом уже зацветает поганым цветом вскормленное западными спецслужбами и международным масонством ядовитое диссидентское движение, призванное «раскачать лодку».

Бесталанные стишки будущих нобелевских лауреатов, треньканье на трёх гитарных аккордах блатной лагерной лабуды, распространение отстуканного на случайной печатной машинке антисоветского самиздата.

И фамилии главных диссидентов А. Гинзбурга и И. Бродского удивительнейшим образом совпадают с небезызвестными их историческими предшественниками, так много сделавшими в своё время для уничтожения Российской Империи и её приемника – СССР.

Российские банкиры Гинзбурги – родственники международного финансового масонского клана Варбургов, одни из тех, кто привёл к власти Гитлера и оплатил его «восточный поход». А киевские магнаты Бродские – родственники самих Ротшильдов!

И те и другие активно финансировали большевистскую революцию в России, а потом долгие годы совместно с революционной властью грабили её национальные богатства.

Но, возможно, вся эта история с известными фамилиями – всего лишь простое совпадение? Подумаешь – знакомые фамилии! Причудливая игра истории, да и только? А люди ни при чём? Или всё-таки при чём?..

Может, не случайно так получилось, что диссидентское движение в СССР возникло не когда-нибудь, а в конце 50-х? Ведь именно тогда, в 57-м, в Гааге усилиями эмигрантских организаций и «друзей России» был проведён конгресс «за права и свободу в России», где была отработана программа действий для внедрения в нашу страну тех самых пресловутых «свобод»?

Свобода от чего или кого? А главное – для чего?

Итак, на дворе разгар послевоенной оттепели. Всё, что было хорошего и плохого, составляло признаки того давно и безвозвратно ушедшего времени, когда люди Великой страны дышали воздухом надежды и веры в светлое будущее.

***

Эвелина Копейкина, в девичестве – Трамерам, немка по отцу – антифашисту, имела прозвище Трам-тарарам среди близко знавших её людей за сильный, почти мужской голос, за то, что всё в её присутствии приходило в движение, гремело и падало.

Она была смешной, нескладной и даже немного нелепой, но открытой и доброй, способной на искреннее чувство. В её характере не было полутонов: Эвелина могла или любить, или ненавидеть. Всё, абсолютно всё было написано на её бесхитростном лице: и печаль, и радость.

Но главное, молодая женщина умела сопереживать и чувствовать чужую боль как свою собственную. Она вечно кому-то помогала, кого-то подменяла на дежурствах, о ком-то хлопотала и беспокоилась.

Была безотказной и лёгкой на подъём. Кормила всех страждущих: от опустившихся бродяг, потерявших человеческое обличье, до бездомных кошек и собак. И её саму искренне любили все, кто её знал. Любили за доброе сердце и умение сострадать всем и каждому.

Эля, как звали её подруги, много лет служила проводницей на железной дороге, сопровождая вначале военные эшелоны, а после войны поезда дальнего следования, катаясь от своего родного Саратова до самого что ни на есть Дальнего Востока и обратно. Время в пути доходило до 15-16 суток, а иногда, из-за сильных снежных заносов зимой, и до всех двадцати!

Подруги-проводницы, уставшие от одиночества, неприкаянности и вечной жизни на колёсах, сбивались в часы долгожданного отдыха в шумные кампании и пили водку, коротая за бесконечными дорожными историями однообразные, ничем не примечательные дни.

Реже пили портвейн, или, как его называли в народе, – «партейный», за любовь к нему номенклатурных работников. Но баловались дорогим напитком нечасто, в основном в радостные минуты. А их можно было пересчитать по пальцам…

Спиртного, особенно «беленькой», было вдоволь: напиток поставляли подружки – официантки вагона-ресторана. Там всегда имелись излишки из-за постоянного недолива, «непредвиденного боя стеклотары» и других незамысловатых ухищрений торговли.

Эвелина в застольях не участвовала. Сидела абсолютно трезвая и грустно наблюдала за тем, как постепенно набираются её «девочки», вдоволь хватившие лиха за свою недолгую жизнь.