Эдна поспешила уверить Уэлша, что все совершенно понятно.
— А для большей ясности, — продолжал он, — полюбуйтесь на меня. Я единственный любитель на все амплуа. Сегодня я, например, показываю, как любитель играет бродягу, это куда труднее, чем просто сыграть бродягу, зато тут настоящая игра — это и любительство и искусство. Ясно? Я все могу — от трагического монолога до оперетты и конферанса. На то я Чарли Уэлш, Любитель-Уникум.
И пока чернявый худенький человечек и дородная белокурая красавица нежно заливались на сцене, пока на смену им выступали со своими номерами другие профессионалы, Чарли Уэлш просвещал Эдну. Он наговорил ей много, всякого вздора, но и много такого, что могло пригодиться для воскресного «Интеллидженсера».
— Фью, — присвистнул он. — Их светлость уже охотится за вами. Ваш выход первый. Когда будете на сцене, не обращайте внимания на шум. И непременно доводите номер до конца.
В эту минуту Эдна почувствовала, что карьера журналистки ее больше не прельщает, ей хотелось только одного — бежать отсюда куда глаза глядят. Но директор (он же и режиссер), как страшный великан-людоед из детской сказки, преградил ей путь. Оркестр уже играл первые такты ее песенки, и шум в зале, как по команде, стих, уступив место выжидательному молчанию.
— Смелей, — шепнула Летти, крепко сжимая руку сестры, а над ухом послышался повелительный окрик Чарли Уэлша:
— Ну, не трусить!
Но ноги Эдны словно приросли к полу, и она бессильно прислонилась к размалеванной кулисе. Оркестр снова заиграл вступление, и какой-то писклявый голос в зале пронзительно выкрикнул:
— Загадочная картинка! Где Нэнни?
Публика встретила остроту дружным взрывом смеха, и Эдна еще плотнее прижалась к кулисе. Но тут могучая длань директора опустилась на ее плечо и вытолкнула ее к рампе. На мгновение из-за кулис показалась мужская рука и пола черного пиджака, и зал, правильно оценив положение, загрохотал от восторга. Рев голосов, шиканье, топот заглушали оркестр, и Эдне показалось, будто смычки беззвучно ходят по струнам. Она не знала, когда вступать, и, встав в позу, подбоченясь, напряженно вслушивалась, стараясь уловить музыку. Зал снова начал бесноваться. Как Эдна узнала впоследствии, публика охотно прибегала к этому несложному приему, чтобы смущать певцов-любителей.
Но к Эдне уже вернулось присутствие духа. Она видела перед собой весь зал от партера до галерки, видела море улыбающихся и искаженных смехом лиц, слышала нарастающие раскаты смеха, и в ней вскипела горячая шотландская кровь. Глядя на усердствовавший, но безгласный оркестр, она вдруг решилась. Не произнося ни звука, она стала шевелить губами, открывать рот, простирала к зрителям руки, раскачивалась из стороны в сторону, делая вид, будто поет. Желая заглушить голос певицы, зрители зашумели еще сильнее, но Эдна с невозмутимым спокойствием продолжала свою пантомиму. Казалось, прошли часы; наконец, шутка, видимо, наскучила публике, зрителям захотелось послушать, и они угомонились. Тут и обнаружилась игра Эдны. Несколько секунд в зале стояла мертвая тишина, только оркестр продолжал играть да видно было, как беззвучно шевелились губы Эдны. Тогда зрители поняли все и опять словно с цепи сорвались, — но на сей раз они неистово аплодировали девушке, которая так ловко сумела их провести. Эдна воспользовалась благоприятным моментом, чтобы раскланяться, и, пятясь, скрылась за кулисы — прямо в объятия Летти.
Самое страшное осталось позади, и весь вечер Эдна расхаживала среди любителей и профессионалов, вступала в разговоры, прислушивалась, наблюдала, стараясь понять то, что видела, и все запомнить. Чарли Уэлш сопровождал ее в качестве добровольного наставника и ангела-хранителя и так исправно выполнял взятые на себя обязанности, что, когда представление окончилось, у Эдны уже было достаточно материала для фельетона. Но, по уговору, она обязалась выступить дважды, и ей казалось малодушным отступиться от своего намерения. Да и кроме того, как выяснилось назавтра, некоторые впечатления были чересчур поверхностны и требовали проверки. Поэтому в субботу Эдна опять явилась в театр со своей кошелкой и в сопровождении Летти.
Директор, по-видимому, ждал ее. Эдне даже почудилось, что, когда он ее увидел, в глазах у него мелькнула радость. Он поспешил к ней навстречу, поздоровался, почтительно поклонился, что никак не вязалось с его людоедскими повадками. Когда директор склонился перед Эдной в поклоне, стоявший за его спиной Чарли Уэлш многозначительно подмигнул ей.
Читать дальше