Альфонс Доде - Необычайные приключения Тартарена из Тараскона. Бессмертный

Прежде чем войти в Клуб, бесстрашный тарасконец еще некоторое время расхаживал в ожидании взад и вперед возле дома… Наконец ему надоедало их ждать, и, окончательно убедившись, что они и на сей раз не появятся, Тартарен бросал последний вызывающий взгляд в темноту и злобно шептал: «Никого!.. Никого!.. Никогда — никого!»

Затем доблестный муж садился играть с каптенармусом в безик.

Как же, черт побери, могло случиться, что с этой страстью к приключениям, с этой потребностью в сильных ощущениях, с этим помешательством на странствиях, на бешеной скачке очертя голову Тартарен из Тараскона безвыездно жил в Тарасконе?

А между тем это так. Бесстрашный тарасконец дожил до сорока пяти лет и ни разу не ночевал за городом. Он не совершил даже пресловутого путешествия в Марсель, которым каждый уважающий себя провансалец отмечает свое совершеннолетие. Дальше Бокера он не заходил, а ведь это уж не так далеко — только мост перейти. К несчастью, проклятый мост так часто сносило бурей и потом он такой длинный, такой непрочный, а Рона в этом месте такая широкая, что… словом, вы меня понимаете, Тартарен из Тараскона предпочитал сушу.

У нашего героя, надо сознаться, были две совершенно разные натуры. «Я чувствую в себе двух человек», — сказал кто-то из отцов церкви. С полным правом это можно было бы сказать о Тартарене, ибо у него была душа Дон Кихота: те же рыцарские порывы, тот же идеал героизма, то же помешательство на всем необычайном и великом, но, к несчастью, он не обладал телом прославленного идальго, телом костлявым и тощим, этим подобием тела, для которого жизнь материальная не таила в себе никаких соблазнов, способного двадцать ночей не снимать доспехов и двое суток питаться горсточкой риса… Напротив, тело у Тартарена было солидное, весьма упитанное, весьма грузное, весьма плотоядное, весьма изнеженное, весьма привередливое, отличавшееся чисто обывательскими наклонностями, любившее удобства, — пузатое и коротконогое тело бессмертного Санчо Пансы.

Дон Кихот и Санчо Панса в одном лице! Вы не можете себе представить, до чего трудно им было ужиться! Вечные стычки! Вечные раздоры!.. Вот вам чудный диалог между двумя Тартаренами, Тартареном — Дон Кихотом и Тартареном — Санчо, — диалог, достойный пера Лукиана или Сент-Эвремона… {7} 7 Стр. 33. … диалог, достойный пера Лукиана и Сент-Эвремона… — Лукиан (ок. 120—ок. 180) — греческий писатель, создавший жанр сатирического диалога; жанр этот был распространен в литературе, его разрабатывал Шарль де Сент-Эвремон (1613–1703), французский маршал и писатель.

Тартарен — Дон Кихот, начитавшись Густава Эмара, приходит в возбуждение и восклицает:

— Я уезжаю!

Тартарен — Санчо, помышляя только о своем ревматизме, говорит:

— Я остаюсь.

Тартарен — Дон Кихот (в крайнем возбуждении). Покрой себя славой, Тартарен!

Тартарен — Санчо (крайне хладнокровно). Тартарен, прикройся фланелью!

Тартарен — Дон Кихот (все сильнее и сильнее возбуждаясь) . О, славные двустволки! О, кинжалы, лассо, мокасины!

Тартарен — Санчо (все хладнокровнее и хладнокровнее). О, милые вязаные жилеты! О, милые теплые-претеплые наколенники! О, славные фуражки с наушниками!

Тартарен — Дон Кихот (вне себя). Топор! Дайте мне топор!

Тартарен — Санчо (звонит горничной). Жаннета, шоколаду!

Жаннета приносила дивный шоколад, горячий, душистый, с пеночкой, и вкусные анисовые сухарики, и при виде этого Тартарен — Санчо заливался смехом, заглушая крики Тартарена — Дон Кихота.

Вот почему так получалось, что Тартарен из Тараскона безвыездно жил в Тарасконе.

И все же однажды Тартарен чуть было не уехал в далекое путешествие.

Три брата Гарсиа-Камюс, тарасконцы, обосновавшиеся в Шанхае, предложили ему заведовать там одною из их торговых контор. О такой-то жизни он как раз и мечтал. Большие дела, целая армия подчиненных, сношения с Россией, Персией, Турцией — короче говоря, международная торговля. Надо было слышать, как торжественно звучали в устах Тартарена эти слова: «Международная торговля!..»

Торговый дом Гарсиа-Камюс, кроме всего прочего, имел то преимущество, что на него время от времени нападали монголы. Тут уж все двери на запор. Служащие брались за оружие, над зданием взвивался консульский флаг, и — бах! бах! — по монголам из окон.