Марсель Швоб - Крестовый поход детей

Широкая, светлая, зеленая река огибала городок, точно мол, и текла между далекими снежными горами и маленькими холмами городка, по которым карабкались извилистые улицы с названиями, написанными большими разноцветными буквами: улица Шлема, улица Короны, улица Лебедей, улица Дикого Человека, возле Рыбного Рынка и Каменного Льва, изрыгавшего чистую кристальную струю воды.

Там были приличные харчевни, где девушки с пухлыми щеками наливали светлое вино в оловянные кувшины, где висело много бочонков и мехов, оставленных в заклад; ратуша, где заседали горожане в суконных плащах с капюшонами, в холщовых рубашках и с золотым кольцом на указательном пальце, творили суд и расправу; а вокруг нее навесы писцов с кучами пергамента и письменными принадлежностями; кроткие женщины с голубыми, влажными глазами, с лицом, расплывшимся от умиления и нежности, с двойным подбородком, с прозрачными нагрудниками и головными уборами, иногда с лентой из тонкого полотна на устах; девушки в белых платьях, с вырезными рукавами, с поясами вишневого цвета, с длинными волосами, казалось, выпряденными на прялке; рыжие дети с бледными губами.

Ален прошел через низкие и тяжелые сводчатые ворота: это был вход на площадь Старого Рынка. Его окружали маленькие домики, сидевшие на корточках, точно старухи, собравшиеся погреться у очага, свернувшиеся под своим сланцевым колпачком и покрытые чешуею, словно горло дракона. Приходская церковь, усеянная черными страшилищами с мшистыми бородами, склонялась к четырехугольной башне, заострявшейся кверху и кончавшейся тонкой иглой. Неподалеку была открыта лавка цирюльника, с замасленными оконными стеклами, круглыми и вздутыми, как пузыри, с зелеными ставнями, на которых были намалеваны красною краской ножницы и ланцет. В середине площади был большой колодец с изъеденной закраиной, с ажурным куполом из кованого железа. Вокруг бегали босые ребятишки; некоторые из них играли на площади в «котлы»; один мальчуган, с губами, измазанными патокой, тихонько плакал и две девочки драли друг друга за волосы. Ален хотел заговорить с ними; но они убегали и смотрели на него исподлобья, не отвечая.

В немного дымном воздухе чуялась уже вечерняя роса. Уже загорались свечи, отражаясь в толстых оконных стеклах с красными кружками. Двери закрывались; раздавалось хлопанье ставен и лязг замков. Большая оловянная тарелка звенела в гостинице, ударяясь о железный крюк. С крыльца сквозь полуоткрытые двери Ален видел отблеск очага, чуял запах жаркого, слышал плеск разливаемого вина; но у него не хватило смелости войти. Бранчивый женский голос кричал, что пора уж все закрыть. Ален проскользнул в какой-то темный переулок.

Все лари были сняты. Некуда было спрятаться от вечернего холода. Лес предлагал дупла своих раздвоенных деревьев; река предоставляла свои прибрежные впадины; равнина — свои полевые межи; море — выступы своих утесов; даже суровая, тощая деревенька не скупилась на рвы у подножья своих плетней; только хмурый, грязный город, тесно скучившийся, съежившийся, точно заключенный в монастырь, не давал ничего маленьким скитальцам.

И городок окутался густой черной тьмой, замысловато испещрился своими извилистыми, запутанными коридорами, своими узенькими тупиками, где он скрещивал свои столбы, перекидывал толстые балки, рыл переплетавшиеся канавки. Неожиданно выдвигал две тумбы с цепями, зацепы опускной решетки, крюки, вбитые в стену; один дом заграждал улицу своей башенкой, другой давил ее своим шпицем, третий заполнял ее своим пузом.

То была словно неподвижная, каменная и деревянная стража, вооруженная железом. Все это было черно, негостеприимно и молчаливо. Ален пошел вперед, вернулся, заблудился, плутал вокруг да около и очутился опять на площади Старого Рынка.

Свечи были потушены и все окна ушли в свою скорлупу. Только в слуховом окне у самого острия четырехугольной башни виднелся слабый мерцающий свет.

Туда можно было проникнуть через незакрытое отверстие в цоколе башни, и ступени лестницы доходили до самого порога. Ален набрался смелости и стал взбираться по узкой и крутой винтовой лестнице. На полдороге у стены потрескивал фитиль в медном рожке, горевший слабым огнем. Поднявшись до самого верха, Ален остановился перед странной маленькой дверью, обитой бронзовыми гвоздями, и затаил дыхание. Время от времени до него доносился резкий старческий голос, произносивший отрывистые фразы. И вдруг сердце его стало усиленно биться, голова закружилась; старческий голос говорил о звездах. Ален приник ухом к железной резьбе большого замка и слушал.