Ричард Олдингтон: Прощайте, воспоминания: сборник

Они миновали три канадских креста, отчетливо выделявшихся на фоне неба; потом дракона из рифленого железа. В конце хода сообщения их уже ждали солдаты со всех четырех постов во главе с сержантом. Хенли говорил очень тихо — вражеские передовые дозоры могли находиться совсем близко, у самых проволочных заграждений.

— Все ваши люди здесь, сержант?

— Да, сэр.

— Хорошо. Задание вам известно. Проследите, чтобы каждое отделение присоединилось к своему взводу, а потом сами явитесь к взводному командиру. И поживей.

— Слушаюсь, сэр.

В темноте мимо них прошла цепочка людей. И в сотый раз Хенли с тоской заметил, как измучены и ко всему безразличны эти люди, еще молодые, но состарившиеся раньше времени.

Когда они ушли, Хенли отвел Уильямса в сторону.

— На вашем месте я каждого поместил бы отдельно. Сначала вы, рядом связной, а потом сержант. Они не посмеют бежать у вас на глазах. И кроме того, э… э… если вы разделитесь, будет лишний шанс спастись.

— А я как раз подумал: что будет, если всех троих прикончат прежде, чем немцы доберутся до нашего окопа и некому будет пустить зеленую ракету?

— Ну, тут уж приходится рисковать. Кроме того, такие группы добровольцев выделены во всех ротах.

— Понятно.

— Я вчера определил направление от штаба роты до вашего окопа по компасу, так что сигнал я не прозеваю. Наверно, они окажутся возле нас минут через десять после этого… Первые две-три атаки мы, пожалуй, сумеем отбить.

— Да, пожалуй…

Они помолчали. Потом Хенли заговорил с усилием:

— Ну что ж, дружище, попрощаемся. Желаю удачи.

— Вам также. Всего хорошего.

Из чисто английской сдержанности они даже не пожали друг другу руки.

Был уже четвертый час утра, когда Хенли и Паркер вернулись на свои места. Вся рота уже заняла боевые позиции. Своих сигнальщиков Хенли разместил наверху, под самым накатом блиндажа. Он послал в штаб батальона шифровку с сообщением, что рота находится в боевой готовности. Потом взял свечу и спустился в блиндаж, где они провели столько ночей. Блиндаж казался еще более голым и сырым, чем раньше, — совсем пустой, если не считать коек с матрацами, ящиков и стола.

Снаружи, в окопе, было светло и сыро. Хенли положил на бруствер по обе стороны от себя по ракетнице. В одной была красная ракета, в другой — зеленая. Он устроился в самой левой части окопа, а справа от себя поместил двух солдат. Траншея, ведущая к сторожевой полосе, ярдов на двадцать левее была заграждена рогатками с колючей проволокой и находилась в зоне артиллерийского огня.

Из блиндажа вышел связист и подал приказ. Хенли спустился вниз и при свете свечи прочитал его. Он обратил внимание на согнутую спину и отсутствующий взгляд связиста, который что-то передавал по телефону. В приказе повторялось еще раз, что позиции должны быть удержаны любой ценой. Хенли разозлился, скомкал бумагу и сунул ее себе в карман. Черт их побери, сколько же раз по их мнению надо отдавать приказы? Он вернулся в окоп и снова стал наблюдать.

3 ч. 50 мин. Одна немецкая батарея лениво обстреливает тылы — делают вид, что ничего особенного не происходит.

3 ч. 52 мин. Сигнальные ракеты вдоль всех немецких позиций. Затем тишина.

3 ч. 55 мин. В двух милях справа яростный обстрел полосы шириной в несколько миль. Бой начался.

3 ч. 57 мин. Снова обстрел в двух милях слева. Английская артиллерия открыла заградительный огонь.

4 ч. Со страшным грохотом, который моментально заглушил все звуки, немецкая артиллерия обрушилась на их участок. Хенли невольно отпрянул. Он не раз попадал под сильный артиллерийский обстрел и думал, что испытал уже все самое страшное. Но это было ужаснее, невероятнее, чудовищнее всего, с чем он сталкивался. Вся сторожевая полоса казалась сплошной багровой линией, там беспрерывно рвались снаряды и мины. Ход сообщения был разрушен. Снаряды падали и на их окоп. В ужасном грохоте таким слабым показался пронзительный крик: «Носилки!»

Неразбериха и ужас большого боя захватили Хенли. Грохот снарядов, рев пушек, треск ружейной стрельбы, ослепительные вспышки, пронзительные вопли раненых, стрекот станковых и ручных пулеметов, два солдата рядом с ним, которые, словно обезумев, дергали затворы винтовок и потом неуверенно, трясущимися руками вкладывали новые обоймы, — Хенли видел все и тут же забывал, он помнил только одно: надо наблюдать, внимательно наблюдать. Примерно в полумиле от него взвилась вверх зеленая ракета, потом, немного ближе, — другая. Хенли напряженно глядел в ту сторону, где находился Уильямс, и вдруг заметил, что беспрерывно повторяет одни и те же слова: «Помоги ему бог, помоги ему бог, помоги ему бог…»