— При виде золота и ангел с пути собьется… Обычай предков — закон для потомков. Сыбан понял это. Барак-Тюре и другие старейшины передают тебе через нас с Уразбаем салем: «Пусть присудит дочь Керея Сабатару, обещаем сорок лучших коней, отберем из всех табунов Сыбана…» Вот это мы и хотели сказать тебе…
Абай почувствовал к Жиренше такое отвращение, будто у того вместо слов изо рта текли нечистоты. Он резко махнул рукой, точно говоря: «Довольно, хватит!» — но тут же овладел собой и рассмеялся. Эта быстрая перемена не ускользнула от Жиренше, привыкшего улавливать малейшие оттенки настроения людей. Надежда, покинувшая было его, вспыхнула в нем опять.
Абай, глядя на своих помощников, продолжал смеяться.
— Ну, Уразбай, а ты? Тоже так советуешь? Тоже говоришь: «Нужно взять, принесем Керей в жертву Сыбану»?
Уразбай отлично знал, как смотрит на такие дела Абай, но все же решился настаивать.
— Да, я тоже советую так, я согласен с Жиренше, — ответил он. — О чем тут говорить? Нет начальника, который не берет, нет бия, который не кормился бы делом. Не с нас началось, не нами и кончится. Я не в Мекку на паломничество приехал, я на Балкыбекском съезде!
— Ну что ж, значит, так? — спросил Абай, все еще не выдавая себя ни лицом, ни голосом.
Жиренше и Уразбай уже совсем осмелели:
— Да, вот так мы и решили!
— Сделай, как просит Сыбан!
Абай не мог дальше сохранять хладнокровие, что-то сдавило ему горло, и он резко крикнул:
— Хватит! Набрехались, псы!.. — и добавил крепкое слово.
Оба они были старше его по возрасту, и раньше он никогда не позволял себе выбранить их, разве только в шутку. Сорвав первый гнев, он продолжал, весь кипя возмущением:
— И вас я взял в помощь себе, вас просил быть моими крыльями!.. Неужели вся ваша работа только и приучила вас обжираться дерьмом? Если б я и мечтал об этом, не проще ли было мне выбрать Такежана? Пусть вам совесть позволяет подменить справедливость подлостью, пусть для вас и Керей и Сыбан безразличны, — для меня они оба — мой народ! А вы захотели меня жертвой своего брюха сделать? Перед этим съездом, перед всем казахским народом опозорить? Лучше бы вы просто убили меня! До чего додумались! Люди доверились чести вашего рода, духу ваших предков, — а вы двое из-под савана этих предков руку за взяткой тянете? Прочь от меня.
Он быстро пошел от них.
Навстречу ему уже бежали, задыхаясь, Такежан и Исхак.
— Начальники, начальники пришли, тебя ждут. Абай, где ты? — наперебой кричали они.
Абай неторопливо прошел через толпу и поднялся на зеленый холмик. Он приветствовал обоих оязов и отдал салем биям-спорщикам сторон — Барак-Тюре и Тойсары.
Барак сидел с уверенным и спокойным видом. Свой ловкий ход он обдумал давно, еще тогда, когда Абай заявил, что хочет взять к себе в помощники и Жиренше и Уразбая. Поэтому он и сказал тогда Абаю: «Бери кого хочешь, но решение выноси только сам». При этом у него был свой расчет: «Пусть теперь кереи сунутся со взяткой к Абаю, он их сразу возненавидит. А я с ним и говорить не буду, подкуплю этих двоих, а уж они сумеют повести следствие так, чтобы подсказать Абаю решение…» Так думал хитрый аткаминер, отлично зная повадки Жиренше: при разборе одного дела тот охотно принял от него взятку. И теперь, убежденный, что Жиренше и Уразбай сумели все сделать, он насмешливо поглядывал на Тойсары.
Абай открыл суд, дав высказаться биям-спорщикам. И Барак-Тюре и Тойсары повторили уже известные всем противоречивые жалобы. Обе стороны закончили свои речи словами: «Поручаем наше дело богу, а после него — тебе. Решай справедливо. Духу ваших предков даем последнее слово».
И только тогда заговорил Абай.
Он был очень возбужден и взволнован. Бледный, нахмуренный, он сидел, поджав под себя ноги и упираясь в бедро рукой с зажатой в ней шапкой. На его широком открытом лбу и на крупном прямом носу блестели мелкие капельки пота. Но голос его звучал громко, уверенно и свободно, речь текла плавно и спокойно:
— Народ мой, собравшийся здесь, сородичи мои, Керей и Сыбан! Вы поставили меня между собою, чтобы я нашел исток вашего раздора и вернул вам мир… Вы доверили мне ваше дело, сказав: «Будь швом разорванному, заплатой лопнувшему». Я хочу предупредить вас, что, решая ваше дело, я думал о нуждах и чаяньях всего народа, а не отдельных людей. А думая о народе, я прежде всего думаю о его молодом поколении. Тяжбы из-за невесты, проклятые тяжбы, ведутся у казахов испокон веков. Но времена меняются и законы стареют, открылись и новые пути борьбы с такими тяжбами, пожирающими наш мир, дробящими наше единство, позорящими нашу честь… Вот, родные, с этими мыслями я и подходил к вашему делу, и решение мое вызвано только ими. Итак, первое решение — о девушке Салихе. Я не знаю, с какой меркой подходили к такому делу наши предки, на чем они основывали свой приговор. Но я знаю, что новое поколение подходит к нему с иными мыслями. Оно не хочет жить в горе и печали с самых юных своих дней. Новые времена устанавливают и новые обычаи. Те отцы народа, которые не желают считаться с волей нового поколения, будут не излечивать раны, а бередить их. Девушка Салиха уже показала однажды свою покорность воле родителей: без сопротивления она стала невестой того, кого они избрали для нее. Но судьба лишила ее нареченного, равного ей и по возрасту и по достоинствам. Нет двух смертей для одной жизни, таков закон всевышнего. А требование Сабатара — кровавая узда второй смерти, накинутая на голову девушки. Я знаю, что говорю: да, не простая узда, а кровавая, — девушка готова умереть, только бы избавиться от того, что ее ждет! Народ мой, у всех вас есть сестры и дочери!.. Несправедливо дважды продавать девушку. Один раз она уже отдавала свободу своему роду — пусть теперь ее свобода вернется к ней. Девушка Салиха свободна от сватовства и сговора. Это мое первое решение.
Читать дальше