Не выдержал ли Уразбай грубой ругани Кошкина или его ободрило появление Абая, которого он увидел через дверь, — но он, приняв свой обычный гордый и надменный вид, громко обратился к толмачу:
— Передай оязу: я не Оралбай, я не обвиняемый и не ответчик. Жиренше и Асылбек говорили верно, и я скажу то же: никто здесь за Оралбая отвечать не может. Не только народ — отец с матерью не могут нести ответственность за человека, который больше года пропал без вести и не бывал в этих местах. Уж если кому отвечать — так самому начальству, которое не сумело поймать такую отчаянную голову. Базаралы тоже ни при чем. Если наш волостной Такежан впутывает Базаралы, то мы, бии, поддерживать этого не можем. Базаралы не виноват. Пусть ояз не орет зря, а делает свое дело, посоветовавшись со здешними людьми. Все передай, что я сказал!
Абай был очень доволен ответом Уразбая и шепнул Ерболу и Абылгазы:
— Молодец!
И он пошел к двери средней юрты послушать, как будет переводить толмач. Стоявшие у двери стражники преградили ему путь:
— Стой! Куда?
Абай сдержанно ответил им по-русски:
— Не кричите, мне нужно пройти к господину начальнику.
Стражники не тронулись с места. Стоявший возле двери чиновник, видимо удивившись, что степной казах говорит по-русски, окинул Абая внимательным взглядом и негромко спросил:
— Чего вы хотите? Кто вы?
Абай учтиво снял тымак и сдержанно, с достоинством поклонился.
— Я Ибрагим Кунанбаев, просто человек из народа, — ответил он и выжидательно поднял глаза на чиновника.
Тот неожиданно улыбнулся и, отстранив охрану, подошел к Абаю вплотную.
— А, так это вы Ибрагим Кунанбаев? Я вас знаю, и хорошо знаю, — сказал он, протягивая руку. — Ваш друг, Акбас Андреевич, как вы его зовете, много говорил мне о вас… Ну, познакомимся: советник Лосовский…
Поздоровавшись с ним, Абай спросил, кивая на дверь:
— Что там такое делается? Нам, народу, обидно…
Лосовский поморщился и, наклонившись к Абаю, негромко сказал:
— Я вас понимаю… Не только обидно для людей, но и совсем не полезно для дела. Грубость и самодурство никогда до добра не доведут… Но что делать — каждый действует по-своему… — Он даже покраснел от досады и, как бы назло другим чиновникам, насмешливо смотревшим на эту беседу с казахом, сделал знак стражникам, чтобы Абая пропустили в среднюю юрту.
Там толмач только что перевел слова Уразбая. Тентек-ояз заорал: «Вот я покажу тебе невиновных!» — и махнул рукой своим людям. Двое стражников схватили за плечи Базаралы, сидевшего поодаль, повалили его на землю и стали бить нагайками.
— Стой! Не сметь! — закричал Абай, врываясь в юрту.
Стражники невольно опустили плети. Кошкин, как ужаленный, вскочил с места:
— Ты кто такой? Кто тебя звал сюда?
У Тентек-ояза тряслись усы, глаза метали злые искры, и, подскочив к Абаю вплотную, он уставился на него немигающими глазами. Ростом Абай был выше ояза, и он гневно смотрел на него сверху вниз, точно обвиняя. Кровь отхлынула от его лица.
— Я человек. И вы не поступайте по-скотски! — громко по-русски ответил он. — Прекратите издевательства!
Тентек-ояз в бешенстве крикнул оторопевшим стражникам:
— Пори, чего смотришь! — И, ткнув длинным пальцем чуть не в глаза Абаю, прошипел: — А тебя в тюрьму упрячу!
Абай продолжал кричать: «Не бей! Не тронь! Стой!» — но его никто не слушал, удары сыпались на Базаралы. Но взбешенному Тентек-оязу этого было мало: он повернулся к стражникам, стоявшим у стены, и закричал, указывая по очереди на Жиренше, Асылбека и Уразбая:
— Двадцать пять плетей! Тридцать! Пятьдесят!
Абай побелел от гнева. Сейчас он был готов на любой отчаянный поступок, на любую жертву, кровь его кипела уже не возмущением, а жаждой немедленной борьбы.
— Ну, так отвечай за все, помни — ты сам виноват! — крикнул он Кошкину в лицо и кинулся к выходу.
Чуть не столкнувшись с ним в дверях, в среднюю юрту быстро вошел Лосовский. Выкрик Абая показал ему, что чаша переполнена и что народ может сейчас решиться на все. Он стукнул кулаком по столу, глядя на Кошкина с презрительным негодованием.
— Довольно безобразничать! — резко крикнул он. — Вы понимаете, что вы делаете непоправимую ошибку? Немедленно остановите порку!
Кошкин не нашелся, что ответить, и нагайки, поднятые над Жиренше, Асылбеком и Уразбаем, застыли в воздухе. Базаралы вскочил на ноги и повернулся к Такежану, который в испуге жался к начальству.
— Ну, Такежан, теперь мы враги! — крикнул он. — Не меня били, а мою честь, запомни это! Останусь жив — отомщу!
Читать дальше