Франц Кафка - Неизвестный Кафка

Мы молча прошли еще немного; руки мы разняли и шли теперь обнявшись. Мы шли по центральному проходу, справа и слева стояли гробы; склеп был очень большой, во всяком случае очень длинный. Нас окружала темнота, но не полная, а как бы сумеречная, однако и она еще немного просветлялась там, где были мы, и в маленьком круге пространства вокруг нас. Вдруг она сказала:

— Пойдем, я покажу тебе мой гроб.

Это поразило меня.

— Ты же не мертвая, — сказал я.

— Нет, — сказала она, — но, по правде говоря, я здесь совсем запуталась, я еще и поэтому так рада, что ты пришел. Ты очень скоро все поймешь, ты наверняка уже и сейчас видишь все яснее, чем я. Но как бы там ни было, гроб у меня есть.

Мы свернули в боковой проход, вновь между двумя рядами гробов. Расположением все это напоминало мне большой винный погреб, когда-то виденный мной. Идя по этому проходу, мы перешли и какой-то узкий — шириной не больше метра, — но быстрый ручей. Вскоре после этого мы уже стояли у гроба девушки. В его комплекте была красивая, отделанная кружевами подушка. Девушка села в него и поманила меня вниз — не столько указательным пальцем, сколько зовущим взглядом.

— Ты славная девочка, — сказал я, стянул с нее косынку и положил руку на мягкие волны ее волос. — Но я пока еще не могу остаться с тобой. Здесь в склепе есть кое-кто, с кем я должен поговорить. Ты не поможешь мне его отыскать?

— Ты должен с ним поговорить? Здесь же никакие обязательства не имеют силы, — сказала она.

— Но я не здешний.

— Ты думаешь, что еще выйдешь отсюда?

— Конечно, — сказал я.

— Тем более тебе не следует терять зря время, — сказала она. Потом пошарила под подушкой и вытащила оттуда рубашку. — Вот мой саван, — сказала она и протянула его мне снизу вверх, — но я его не ношу.

56. Я вошел в дом и закрыл за собой дверку в больших запертых на засов воротах. Из длинного, изгибавшегося дугой коридора взгляд вырывался в ухоженный внутренний садик с цветочной клумбой посередине. Слева от меня была стеклянная будка, в которой сидел портье; он склонился над газетой, подперев рукой лоб. Снаружи на стекло была наклеена частично закрывавшая портье большая картинка, вырезанная из иллюстрированного журнала; я подошел ближе, это явно был какой-то итальянский городок, бóльшую часть иллюстрации занимал бешеный горный поток с могучим водопадом, дома городка на берегу были оттеснены на самый край листа.

Я поздоровался с портье и сказал, указывая на картину:

— Красивая картинка; я знаю Италию — как называется этот городок?

— Не знаю, — буркнул он, — детишки с третьего этажа наклеили это сюда, когда меня не было, чтобы меня позлить. Вам что угодно? — спросил он затем.

57. Мы немного поссорились. Карл утверждал, что определенно вернул мне тот маленький театральный бинокль; хотя он ему очень понравился, хотя он долго крутил и вертел его в руках и, может быть, даже взял взаймы на несколько дней, но определенно вернул. Я же, со своей стороны, пытался напомнить ему всю ситуацию, называл улицу, на которой все это происходило, гостиницу напротив монастыря, мимо которого мы как раз проходили, описывал, как он вначале хотел купить у меня этот бинокль, как потом предлагал мне разные вещи в обмен на него и как потом, разумеется, прямо попросил этот бинокль ему подарить.

— Почему ты отнял его у меня? — жалобно спросил я.

— Мой дорогой Йозеф, — сказал он, — это все ведь уже давно в прошлом. Хотя я и убежден, что этот бинокль я тебе вернул, но если бы даже ты мне его и подарил, чего теперь-то из-за этого себя мучить — и меня заодно? Тебе что, здесь без этого бинокля не обойтись? Или, может быть, его утрата сильно повлияла на твою жизнь?

— Ни то и ни другое, — сказал я, — мне просто обидно, что ты тогда отнял у меня этот бинокль. Я получил его в подарок и очень ему радовался, он был даже слегка позолоченный — помнишь? — и такой маленький, что его можно было постоянно носить в кармане. К тому же в нем были сильные стекла, и в него было лучше видно, чем в иные большие бинокли.

58. Я стоял недалеко от двери большого зала, вдали от меня, у задней стены, возвышалось королевское ложе, какая-то юная, нежная, чрезвычайно юркая монашенка хлопотала вокруг него, поправляла подушки, пододвигала столик с освежающими напитками, выбирала из них, что подать королю, и при этом держала под мышкой книгу, которую только что читала вслух. Король не был болен, ведь иначе он бы удалился в опочивальню, но все же вынужден был лечь: какие-то переживания свалили его на ложе и посеяли тревогу в его чувствительном сердце. Только что слуга возвестил о прибытии дочери короля с супругом, поэтому монашенка и прервала чтение. Мне было очень неловко: ведь я теперь, возможно, узнаю какие-то интимные подробности, но поскольку я уже был тут и никто не приказывал мне удалиться — может быть, с намерением, а может быть, потому, что обо мне в силу моей незначительности забыли, — то я счел своим долгом остаться здесь и только отошел в самый дальний конец зала. Неподалеку от короля открылась маленькая дверь в стене, и друг за другом вошли, сгибаясь, принцесса и принц, затем, уже в зале, принцесса оперлась на руку принца, и так, соединившись, они предстали перед королем.