Андрей Белый - Маски

Все этот —

– тойфель: —

– Картойфель! [136]

Случись, – и он явится; можно ли было забыть, что Картойфель в Москве: все еще; появляется там, где не ждут; пропадает оттуда, где ищут; Друа-Домардэн потерял его нить бытия; что не значит еще, что Картойфель его на видках не имеет.

Свидание с дочерью, встреча с профессором; и провались: Велес, Тертий, Мирра!

Он вышел; машина стояла; в машину он сел; офицер же – за ним; а те двое, в тулупах, – за спинами: лица скрывали.

Их тотчас забыл.

Унеслись: ясным вечером.

____________________

О, —

– синета отдаленных домов – голубая! А красные домики издали, точно в сияющем паре, молочном, чуть-чуть фиолетовом, —

– розовою

желтизною смеются: —

– цвет персиков!

Крыша с большим отстояньем от окон; цвет – хлебного кваса; заборик; цвет – хлебного кваса; и – Наполеон его видел; а рядом – доминище: семь этажей вздыбил улицы угол; он выкинул сорок балконов; он – ими осклабился.

Щель междустенная: узкий и небом синеющий вырез, линейкой воздушною глупо поставленный; и – протупела стена безоконная (окна уборных в ней – слепы): дом, шесть этажей; цвет – печенье: крупа «Геркулес»; между окнами – все треугольники, выбитые из квадратов: вид – глупый; вид – новый; недавно ведь еще букетец цветистых домчонков, топорщился.

Их разобрали; и с этого места продылдились три глупых дуры.

И все приседает кругом.

____________________

Не о том вовсе думает; надо бы думать; хотел офицерика, робкого мальчика, атаковать:

– Куда, что, кто, зачем?

Да запело, —

– сияюще, идиотически, что —

– Миновали страданья, прошли испытанья;

Я снова с тобой, мой друг!

И вот Гурчиксона шары, синий, красный, – аптечные, – где Тигроватко живет.

Здесь машина застопорила.

– Как так?

– Именно.

Вежливый, блещущий мальчик, став косноязычным, конфузливым, дверцу открыл, приглашая сойти:

– Сюда: вам.

И – решительно спрыгнул:

– Приказано.

Щелкнувши, под козырек бросив руку и высадив, дернул в машину; и – выдернулся вместе с нею.

Пожалуйте! – перетолкнулся: те двое, которые за спину влезли и молча сидели (о них он забыл же), прижали к подъезду: косой, с бороденкою рыжей, рябой мужичок; и горилла безглазая в рыжем тулупе – другое: чудовище.

Как этим двум, значит, – сдан?

Тот же сыщик (в «Пелль-Мелле» торчал) при подъезде; в подъезд, занырнул с мужиками; опять «они» – тут!

И застукали ботики по этажам; этаж – первый, второй; кто-то сходит, закутанный в шубу.

Душуприй?

– Нет, – чех, но – похожий: сходил квартирант, Иоахим Терпеливиль под собственной, медной дощечкою, где «Иоахим Терпеливиль» стояло; другая: «Л. Л. Тигроватко»; сюда, что ли? А мужичок, прилипающий к локтю:

– С вас…

– А?

– На чаишко бы!

Тупо достал кошелек, чтобы рубль: нет рублей; только – трешница:

– Может, Картойфель? Раз, – выручил; может, – и выручит?

Дверь распахнула: не горничная, унтер шубу сорвал, шапку вырвал; съезжают, – по-видимому; мужики не ушли, а вошли и стояли; зачем-то поставленный ящик; в нем – пакля; и – толстая рядом веревка; и – желтый холстинный мешок, позабытый, как видно; лежит на полу; на него наступил.

Почему так не прибрано? Кушанья припахи.

И Тигроватко не вышла; открылось: знакомое выцветом, серо-прожухлое золото (цвет – леопардовый) мебели, напоминающее неприятный весьма эпизод, здесь начавшийся.

Дочери – нет: нет – профессора!

Вот —

– тинь-тень-тант —

– звуки шпор.

И – в пороге коленкой – о ящик.

– Пора, брат: давно бы так!

– Что – «бы так»?

Шагун, оказавшись среди абажуров, драпри и фарфориков.

Цвет – леопардовый; фон – желто-пепельный: бурые пятна; а посередине ковра – столик, ломберный, перенесенный сюда на короткое время (стоять ему глупо тут); стул: тоже глупо стоять.

И – тинь-тень: бой часов!

Прямо с пуфика, распространив запах псины, – сплошные очки: спину гнут, стрекоча по бумаге пером; лицо – бабье; бросает не глядя:

– Прошу!

Носом – в стул: глупо туп.

Тишина: слышен где-то проход таракана; из комнаты, – той, из которой – …!

– «Сэ люй, аттансьон!» [137]

Жюли?

Нет: аберрация!

Может быть, трешницу, все-таки, – дать мужичку? Так, – на случай; чаи не вредят: здесь особенно; шалые мысли о взятках; и более, чем даже шалые: трешницы – жаль, коли – шутки… Картойфеля: тойфеля!

Вот и машина: скрежещет под домом; и – внизу увидел: под локтем лежит: как – ему?