Василий Гурковский - Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти

Постепенно жизнь в селе вошла в какой-то тыловой ритм. Фронт был далеко, на Волге. Мы ничего не знали, где, что и как. Никто нам ничего не сообщал, а внешней информации не было.

На первый Новый год в оккупации (1942), скорее всего, это было католическое Рождество, из волости приехала группа немецких солдат, спилили во дворе, где жил примарь, дерево туи, установили на стадионе возле украинской школы (примарь как раз и жил возле этой школы, в угловом доме и, наверное, был инициатором того торжества), что-то вроде ёлки, навесили на неё конфет, разноцветных бумажек, обложили соломой вместо снега. До вечера поставили часового, а с наступлением темноты, устроили себе Рождество, пели, плясали, даже стреляли. Потом подожгли солому и на машине уехали. Наблюдавшие за всем этим «празднеством» наши пацаны, бросились к «Елке» за конфетами. И тут началась беспорядочная стрельба. Немцы положили в солому под елку, несколько десятков патронов в пулеметных лентах и, когда солома загорелась – патроны начали взрываться. Слава Богу, всего двое ребят были ранены, остальные в испуге – разбежались. Кто-то видел, что немцы недалеко отъехали, стояли в переулке и наблюдали все последствия, вдоволь насмеялись, только потом – уехали.

С девяти вечера, да шести утра, в селе был установлен комендантский час. Без спецпропуска, ходить было запрещено. Ну, у нас какие могли быть пропуска!? Да и ходить чего было по ночам? Ну, конечно, если кому-то было надо,…то ходили. Румыны патрулировали по двое: темень, грязь, никаких там у них фонарей тоже не было. Как-то раз, еще в первый год оккупации, – идет патруль, а у деда Сергея (наш сосед, через дом) куры спали (гнездились) во дворе, на вишневом дереве. Ну куры как, – спокойно сидеть не могут – ко-ко-ко, да ко-ко-ко. А тут – патруль, двое солдат с винтовками. Услышали, что куры где-то рядом – подошли. На улице – абсолютная темень и никого. Румыны поставили винтовки под стеной и, чтобы было меньше шума, один стал другому на плечи и давай тем курам шеи сворачивать. Закончили, собрали курей и ушли. Уже в конце улицы кинулись – а где винтовки!? Вернулся один из них назад – а винтовок – нет! Обшарил всю стену – нет! Отнесли курей к себе, взяли керосиновый фонарь, опять пошли к тому месту, обыскали весь дом снаружи – нету!

На другой день, где-то к обеду, эти горе-патрули, пришли к деду Сергею домой, принесли трехлитровый бутыль вина и вареную курицу (из тех, что вчера у него реквизировали). Дед Сергей был опытный человек, старый солдат, воевал еще в японскую кампанию (1904 года), был даже вахмистром. Уже много лет подряд, он вечерами всегда выходил в палисадник, садился на глиняную завалинку с торцевой стороны дома, выходящей на улицу, и там почти всю ночь сидел, наблюдая за уличной жизнью. Он многое мог бы рассказать о ночной жизни села, но ни с кем никогда этим не делился, по причине того, что был не то не многословен, а скорее – малословен. Это именно о нем рассказала еще до войны его жена, как он приехал из Одессы, без ничего и, как ни в чем ни бывало, заявил ей (жене): «Ты знаеш, – От наш кум дурак, тилькы прийхав на Прывоз, у нього зразу волы вкралы…А у мэнэ, – аж пид вэчер!»….Так вот из него, каждое слово надо было буквально выжимать. И в тот вечер, когда румыны «реквизировали» его курей, он тоже сидел на завалинке, все видел и слышал. Когда воры ушли, он забрал их винтовки, образца времен наполеоновской армии и спрятал так, что никто об этом не узнал, пока наши не вернулись в село.

А на другой день, дед, конечно, ждал «гостей». Он сказался больным, укрылся стеганым одеялом, распарился и раскраснелся. Жена побрызгала на него водой для пущей достоверности, и дед встретил вчерашних патрулей достаточно больным видом. Жили они вдвоем с бабкой, детей у них не было. Когда румыны пришли в дом, их встретила хозяйка, с трудом объяснила по – молдавски, что дед, мол, неделю лежит в постели, весь горит, наверное у него малярия или тиф, которыми он уже болел когда-то, и показала им больного в кровати. Услышав про малярию и тиф, солдаты пулей вылетели из дома, но спросили хозяйку – не видела ли она винтовок во дворе. Слова «Мошул» (дед) и «Пушка» (ружье) никакого действия на бабку не возымели, ибо она действительно ничего не знала. Румыны, для порядка, еще раз осмотрели весь двор и огород, понятно, что ничего не нашли. Соседей тревожить не стали, чтобы не предавать скандал огласке. Так и ушли с вином и курицей. Через несколько дней, через других патрулей, стало известно, что тех любителей курятины, на второй день арестовала румынская жандармерия, а потом их пытали в гестапо и – расстреляли, – за утерю или передачу врагам, личного оружия в военное время…Война есть война…. Почему именно гестапо? Дело в том, что внешне управление в так называемой Транснистрии, вроде бы находилась в руках румынских властей, но, начиная уже с волости и выше, параллельно работали германские органы – СС, гестапо и т. п. Они не занимались экономическими и хозяйственными вопросами региона. Они выполняли надзирательно – контрольно-карательные функции с тем, чтобы их младшие друзья – румыны, не допускали каких либо стратегических(политических, военных и т. п.) ошибок.