Джон Стейнбек - Уши Джонни Медведя - рассказы

Я взглянул на фигуру, свернувшуюся под столом. Джонни лежал спиной ко всем. На черноволосую всклокоченную голову падал свет. Я увидел, как большая муха села ему на голову, и… клянусь — вся кожа на голове подернулась, как у лошади, отгоняющей овода. Муха снова села, и снова кожа подернулась, сгоняя муху с головы. Меня тоже всего передернуло.

Разговоры в комнате снова стали скучными и монотонными. Жирный Карл полировал полотенцем стакан. Рядом небольшая группа посетителей, потолковав о гончих собаках и бойцовых петухах, уже переключалась на бой быков.

Алекс, сидевший рядом со мной, сказал:

— Пойдем выпьем.

Мы пошли к стойке. Жирный Карл поставил два стакана.

— Чего вам?

Мы не ответили. Карл налил желтоватого виски. Он угрюмо взглянул на меня и многозначительно подмигнул, прикрыв один глаз мясистым веком. Не знаю, почему, но я почувствовал себя польщенным. Карл сказал, указывая кивком в сторону карточного стола:

— Подвел вас, а?

Я тоже подмигнул ему.

— В следующий раз возьму собаку.

Я старался попасть ему в тон. Мы выпили виски и вернулись на свои места. У Тимоти Раца вышел пасьянс, и он двинулся к стойке.

Я оглянулся на стол, под которым лежал Джонни Медведь. Оттуда выглядывало его глупо улыбающееся лицо. Он уже лежал на животе. Голова его двигалась, он осматривался, словно зверь перед тем, как вылезти из берлоги. Потом он выполз и встал. Такой неуклюжий, бесформенный, он двигался поразительно легко.

Джонни Медведь стал красться к стойке, на ходу улыбаясь посетителям бара. У стойки снова послышался его настойчивый зов:

— Виски? Виски?

Это было, как крик птицы. Не помню, что это за птица, но я слышал, как она кричит в два тона: сначала низко, потом выше, словно о чем-то спрашивает…

— Ви-ски? Ви-ски?

Все в баре замолчали, но никто не встал, чтобы положить монету на стойку. Джонни жалобно улыбался.

— Виски?

Он попробовал смошенничать. Изо рта его послышались звуки сердитого женского голоса: «Я говорю вам, это было не мясо, а одни кости. Берете двадцать центов за фунт, а даете половину костей». Потом мужской голос: «Да, сударыня. Я не заметил. Я вам дам немного сосисок, и мы будем в расчете». Джонни Медведь выжидающе оглядывался.

— Виски?

И снова никто не положил денег на стойку. Джонни подкрался к двери, припал к ней. Я прошептал:

— Что он делает?

— Тс-с. Это он подкрался к окну. Слушайте! — ответил Алекс.

Послышался женский голос, холодный, уверенный голос, женщина говорила, глотая окончания слов.

— У меня это не укладывается в голове. Кто ты — чудовище какое-нибудь? Я бы не поверила, если бы не видела своими глазами.

Ответил другой женский голос, низкий и хриплый от страдания.

— Может, я и есть чудовище. Я ничего не могу с собой поделать. Я ничего не могу с собой поделать…

— Ты должна совладать с собой, — перебил холодный голос. — Иначе тебе лучше не жить!..

Я услышал рыдания, они срывались с толстых, улыбающихся губ Джонни Медведя. Рыдания женщины, пришедшей в полное отчаяние. Я взглянул на Алекса. Он сидел, не шевелясь, широко раскрыв глаза. Я хотел было шепотом задать вопрос, но он дал мне знак молчать. Я оглянулся. Все замерли и слушали. Рыдания прекратились.

— Неужели ты не испытывала ничего подобного, Ималин?

Услышав это имя, Алекс затаил дыхание. Холодный голос возвестил:

— Конечно, нет.

— И по ночам никогда? Никогда… никогда в жизни?

— Если бы, — ответил холодный голос, — …если бы я хоть раз испытала нечто подобное, я тут же отрезала бы себе руку… Ну, перестань хныкать, Эми! Мне это надоело. Если у тебя расстроились нервы, я постараюсь тебе их подлечить. А теперь приступай к молитве.

Джонни Медведь кончил. Он улыбался.

— Виски?

Два человека встали и, не говоря ни слова, положили монеты. Жирный Карл налил два стакана, и когда Джонни Медведь высосал их один за другим, кабатчик наполнил еще один. Все поняли, что и он взволнован. В баре «Буффало» даром никогда не угощали. Джонни Медведь одарил всех улыбкой и вышел из бара своей крадущейся походкой. Дверь закрылась за ним медленно и беззвучно.

Все долго молчали. Каждый, казалось, думал о своем. Один за другим посетители уходили. В дверь, когда ее приоткрывали, врывались клочья тумана. Алекс встал и вышел. Я последовал за ним.

Мерзкая ночь… Все было окутано зловонным туманом. Он, казалось, прилипал к домам, проникал своими щупальцами всюду. Я прибавил шагу и догнал Алекса.

— Что это было? — спросил я. — О чем это он?