Решад Нури Гюнтекин - Клеймо. Листопад. Мельница

Ахмед Масум и другие учителя школ ходили по кварталам и разъясняли всем, что шахзаде будет давать деньги тем, кто после землетрясения остался без крова. Поэтому выселение проходило гладко, а многие бедняки даже не стали дожидаться приказа Дели Кязыма и по своей инициативе перебирались во двор.

Не обошлось и без кривотолков. В некоторых медресе начали злоязычничать: «Сошлись два сумасшедших и хотят город разрушить». Губернатор, узнав об этом от Ахмеда Масума, заметил, между прочим:

— Передайте ходжам от меня привет да скажите, что если я заявлюсь к ним в медресе, то приду не с лопатой, а с веревкой!

После чего ходжи прикусили языки.

Шахзаде Шемсеттин Эфенди до сего дня дальше Бей- коза не выезжал и знал лишь стамбульские окрестные села Ортакёй и Чеигелькёй. Завидев вдали Сарыпынар, он обратился к губернатору, сидевшему напротив него в карете:

— Действительно, в развалины превратился бедный городок… Ай-ай-ай!..

А когда немного спустя он увидел наряженных в лучшие, одежды жителей города, которые выстроились по обеим сторонам улицы, чтобы приветствовать высоких гостей, то с горечью вздохнул и произнес:

— Какая нищета! Боже, какая нищета! Бедные, бедные, — до чего же их довело землетрясение…

И губернатор, стараясь скрыть ликование, в тон ему ответил:

— Вы правы, ваше высочество, нищета и запустение!..

Согласно диспозиции, разработанной Дели Кязымом, специально выделенных для встречи жителей города водили из одного квартала в другой, словно процессию на празднике по случаю обрезания, только что без оркестра. Во главе их ехал верхом на коне начальник жандармерии Ниязи-эфенди, он угрожающе щелкал нагайкой и в какой раз повторял свои наставления:

— Если его высочество шахзаде что спросит, отвечать, с умом! Упаси вас бог наболтать чего-нибудь лишнего. Повторяйте: «Даруй вам господь долгих лет жизни!» — и все! Не то смотрите у меня, зубы повышибаю!

Губернатор то и дело останавливал карету его высочества у развалин, которые еще совсем недавно были домами, у палаток и шалашей, возле которых дымились мангалы и была свалена домашняя утварь, котлы, кастрюли и глиняные кувшины для воды. Шахзаде выходил из кареты и с великим сочувствием и деликатностью расспрашивал пострадавших об их здоровье.

Когда же делегация прибыла в квартал беженцев, расположенный на другом берегу реки, взорам потрясенных зрителей открылась картина такой нищеты, разрухи и запустения, какую не способен был создать ни один режиссер, ни один Дели Кязым, и при виде ее у шахзаде Шемсеттина Эфенди на глаза навернулись слезы.

Больше всех суетились иностранные журналисты в корреспонденты: они без конца фотографировали развалины, дома без окон и дверей, а то и дома с обвалившейся стеной, открывавшей внутренность строения; они щелкали аппаратами, снимали полураздетых, изможденных, больных людей, лежавших в кроватях прямо на улице.

В этой суматохе, очутившись в какой-то момент рядом с губернатором, Дели Кязым тихонько спросил:

— Вам не кажется, бей-эфенди, что, если бы этого землетрясения и в помине не было, его стоило бы выдумать?

Но тут произошла заминка, и великолепный обман чуть было не открылся. Нашлись беженцы, которые не совсем правильно поняли всю сложность обстановки, — а может, и поняли, но считали, что такого благоприятного случая им больше не представится, — как бы то ни было, они вдруг заголосили:

— Горе нам, горе! Поглядите на наши страдания, посмотрите на наши мучения!.. Нас привезли сюда насильно, нам нечего есть, нам негде жить… Мы убоги и нищи!..

К счастью, их жалобные голоса и выкрики слились в сплошной стон, и непонятно было, о чем молили эти горемыки и чего хотели они…

— Только теперь я понял, какое страшное бедствие — землетрясение. Во что может превратиться город в течение нескольких минут! — проговорил шахзаде Шемсеттин Эфенди, снова садясь в карету.

Но, пожалуй, самое тягостное впечатление на высокородного баловня судьбы произвело состояние уездной управы. Его высочество шахзаде, стоя на нижней ступеньке лестницы, с ужасом посмотрел на обвалившийся потолок и спросил:

— Неужели здесь еще работают?

— Да, ваше высочество, — ответил губернатор и, заметив Халиля Хильми-эфенди, поманил его пальцем. — С вашего высочайшего разрешения представляю вам нашего каймакама. Это тот самый каймакам, о котором газеты писали, что он чудом спасся от смерти. Несмотря на тяжелые ранения, вопреки настояниям врачей он оставался на своем посту и чуть ли не ползком продолжал исполнять служебные обязанности. Несчастный каймакам-бей все еще страдает от раны. Ваше высочество может заметить, что он до сих пор с трудом передвигается и волочит ногу.