Еще несколько минут они разглядывали землю под яблоней, а затем один из акцизников встал, побежал к боковому церковному входу, которым уже не пользовались и где в сенях хранились разные хозяйственные орудия, и вернулся, неся принадлежащие сторожу кирку и лопату; их тут же пустили в дело.
— Бочонки в самом деле зарыты там? — спросил священник.
Трава под яблонькой казалась такой свежей и непримятой, даже трудно было поверить, что тут копали. Контрабандисты были слишком поглощены происходящим и ничего ему не ответили. Вскоре, к своему огорчению, они увидели, что с каждой стороны яблоньки стало по нескольку человек; нагнувшись и опустив руки к земле, они выдернули деревцо целиком, вместе с дерном вокруг корней. Яблонька, как это стало теперь видно, росла в большом плоском ящике, у которого со всех сторон имелись ручки, чтобы можно было его поднимать. Под яблонькой обнаружилась глубокая яма, и один из акцизников заглянул в нее.
— Ну, стало быть, все, — бесстрастно сказал Оулет. — Теперь слезайте отсюда, пока вас не заметили, и готовьте дальше все, что надо. Я, пожалуй, досижу здесь дотемна, а то меня заберут по подозрению, ведь спрятано-то было на моем участке. Как только сядет солнце, я буду с вами.
— А я? — спросила Лиззи.
— А вы, Лиззи, сделайте милость, позаботьтесь о шпеньках и болтах. А потом возвращайтесь домой — и больше вас ничто не касается. Остальное доделают ребята.
Снова спустили лесенку, и все, кроме Оулета, сошли с колокольни, прокрались поодиночке вдоль задней стены церкви и исчезли: каждый отправился выполнять данное ему поручение. Лиззи смело прошла по улице, а за ней, почти следом, и Стокдэйл.
— Вы идете домой, миссис Ньюбери? — спросил он.
Это официальное «миссис Ньюбери» показало ей, что отчуждение между ними еще усилилось.
— Нет, не домой, — сказала она. — Мне нужно сперва кое-что сделать. Чай вам подаст Марта-Сарра.
— Я не о том беспокоюсь, — ответил Стокдэйл. — Какие еще могут быть у вас дела в этой греховной затее?
— Да так, мелочь.
— Что же именно? Я пойду с вами.
— Нет, я пойду одна. Пожалуйста, идите домой. Я вернусь не позже чем через час.
— Лиззи, вам ничто не грозит? — спросил молодой человек, в душе которого вновь шевельнулась нежность.
— Ничего мне не грозит — ничего такого, о чем стоило бы говорить, ответила она и пошла в направлении к Уормел-Кроссу.
Стокдэйл отворил калитку и остановился, глядя на происходящее в яблоневом саду. Акцизники все еще трудились там, и он, не устояв против соблазна, вошел в сад и стал наблюдать за их манипуляциями. Подойдя ближе, он увидел потайной погреб, о существовании которого не подозревал, — погреб был из бревен, выложенных квадратом, а сверху прикрыт слоем земли толщиною в фут и дерном.
Акцизники взглянули на открытое, совсем еще юное лицо Стокдэйла и, решив, очевидно, что он вне подозрений, продолжали свою работу. Вытащив все бочонки, они принялись срывать дерн, растаскивать бревна и разрушать стены погреба, пока он весь не развалился и не утратил какую бы то ни было форму; возле, корнями наружу, лежала яблонька. Но яму, в свое время хранившую столь большие запасы контрабандных товаров, так и не засыпали, ни в тот раз, ни позже, и на этом месте и по сей день осталось заметное углубление.
VII
Хождение к Уормел-Кроссу и то, что произошло после
Обнаруженную контрабанду надо было еще до вечера переправить в Бадмаут, так что теперь акцизникам в первую очередь требовалось раздобыть лошадей и повозки, и с этой целью они обошли всю деревню. Латимер сновал повсюду с куском мела в руке и на каждой попадавшейся ему на глаза телеге и упряжи ставил казенную метку в виде широкой стрелы, да так ретиво, как будто готов был переметить даже ограды и дороги. Владелец помеченной таким образом повозки или упряжи обязан был предоставить ее в распоряжение властей. Стокдэйл, вдоволь насмотревшись на все это, пошел восвояси, приунывший и подавленный. Лиззи уже вернулась, пройдя через кухонную дверь, но еще не успела снять капор. Вид у нее был усталый, а настроение не лучше, чем у Стокдэйла. Разговаривать им было не о чем, и проповедник ушел к себе, надеясь отвлечься чтением; но из этого ничего не получилось, и он позвонил в колокольчик, чтобы ему принесли чаю.
Лиззи сама внесла поднос, ибо служанка еще утром убежала в деревню; развернувшиеся там события так ее взбудоражили, что она забыла о собственных обязанностях. Но не успели загрустившие влюбленные обменяться хотя бы словом, как появилась Марта, вся пылая от волнения.
Читать дальше