Томас Гарди - Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

Миссис Лодж стала его упрашивать. Тогда он велел Роде подождать возле дома, там, где она стояла, а миссис Лодж пригласил войти. Дверь вела прямо в комнату и оставалась открытой, так что Роде видно было все, что происходило внутри. Трендл взял с полки стакан, наполнил его почти доверху водой, затем принес яйцо, что-то украдкой проделал с ним и разбил его о край стакана так, что белок попал в воду, а желток остался в скорлупе. В комнате было уже темновато, поэтому он перенес стакан к окну и велел Гертруде внимательно смотреть на жидкость внутри. Оба склонились над столом, и Рода через их головы видела, как яичный белок, отливая опаловым блеском, расплывался в воде и менял очертания. Но она стояла слишком далеко и не могла разглядеть, какую форму он принял в конце концов.

— Ну, что, замечаете какое-нибудь сходство со знакомым лицом? — спросил колдун у молодой женщины.

Гертруда что-то шепнула в ответ, так тихо, что Рода слов не расслышала, и продолжала напряженно смотреть в стакан. Рода отвернулась и отошла на несколько шагов.

Когда миссис Лодж вышла, ее лицо в хмуром свете дня казалось необычайно бледным — таким же бледным, как лицо Роды. Трендл закрыл за ней дверь, и обе женщины пустились в обратный путь. Рода видела, что миссис Лодж сама не своя.

— Много он с вас взял? — спросила она, чтобы заставить Гертруду разговориться.

— Ничего не хотел взять. Ни фартинга, — ответила Гертруда.

— И что же вы видели? — продолжала Рода.

— Да ничего особенного, не хочется об этом говорить. Необычная сдержанность Гертруды бросалась в глаза, лицо ее словно постарело и застыло, так что слегка напомнило Роде лицо ее ночного видения.

— Кажется, вы первая предложили мне идти сюда? — вдруг спросила миссис Лодж после долгого молчания. — Если так, то это очень странно!

— Нет, не я. Но все-таки я не жалею, что мы сюда пошли, — отозвалась Рода.

В первый раз в ее душе проснулось чувство торжества, и она уже ничуть не сожалела о том, что юная женщина, шедшая с ней рядом, узнает правду: пусть знает, что врагами их сделали силы, над которыми они обе не властны.

Больше они не касались этой темы на всем долгом и унылом обратном пути.

А в долине каким-то образом, видно, кое-что узнали, и на фермах той зимой стали поговаривать, что у миссис Лодж сохнет левая рука оттого, что ее «сглазила» Рода Брук. Рода хранила про себя свою тайну. Никто не знал о ее ночном кошмаре. Она худела, становилась все печальнее. А весною она и ее сын скрылись куда-то, и никто их не встречал больше в окрестностях Холмстока.

Прошло шесть лет, и в семейную жизнь Лоджей вторглись скука и уныние, а пожалуй, и нечто похуже. Фермер был всегда молчалив и угрюм: жену, которую он выбрал за красоту и грацию, теперь безобразила скрюченная левая рука. К тому же у Гертруды не было детей и Лодж опасался, что будет последним в роде, который вот уже двести лет владел фермами в этой долине. Вспоминая Роду Брук и ее сына, он со страхом спрашивал себя, не карает ли его бог за то, что он бросил их.

А Гертруда, когда-то такая жизнерадостная и разумная, становилась раздражительной и суеверной. Она была всецело занята своей больной рукой и пыталась лечить ее всеми шарлатанскими средствами, о которых когда-либо слышала. Молодая женщина искренне любила мужа и в душе, несмотря ни на что, надеялась снова завоевать его сердце, если вернет себе хоть часть прежней красоты. Поэтому шкаф в ее спальне был набит аптечными склянками, мешочками, баночками со всевозможными мазями, даже связками каких-то чудодейственных трав, амулетами, книгами по черной магии, над которыми она в школьные годы только посмеялась бы, как над величайшей глупостью.

— Черт возьми, да ты рано или поздно изведешь себя этими аптечными снадобьями и бесовскими зельями! — сказал ей однажды муж, когда ему попалась на глаза эта внушительная коллекция.

Гертруда не стала спорить, только подняла на мужа печальные, кроткие глаза с таким горестным укором, что ему стало совестно, и он поспешил добавить:

— Я говорю это для твоей же пользы, Гертруда.

— Ну, хорошо, я все выброшу и больше не буду лечиться такими средствами, — со слезами в голосе промолвила Гертруда.

— Тебе нужно развлечение, — сказал Лодж. — Я прежде подумывал о том, чтобы усыновить одного мальчика, но он уже теперь слишком взрослый. Притом он уехал — не знаю куда.

Гертруда знала, на кого он намекает: история Роды Брук давно уже была ей известна, но ни единого слова не сказала она об этом мужу. Она утаила от Лоджа и то, что ходила к Трендлу и что отшельник вересковой пустоши открыл ей правду — так она тогда думала.