Томас Гарди - Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

— Я вижу, в Лонгпаддле случались не только веселые, но и грустные события, — заметил мистер Лэкленд.

— Да, да. Но, слава богу, таких историй, как с Джеком Уинтером, было немного, хотя люди среди нас жили всякие — и хорошие и плохие.

— Вот, например, Джордж Крукхилл, — этот, как мне доподлинно известно, был довольно-таки темной личностью, — вступил в разговор приходский писарь, видимо, и ему захотелось внести свою лепту в обмен воспоминаниями.

— Слыхал я, что в школе он был отчаянный озорник.

— Ну так с годами он не исправился. Правда, петля ему ни разу не грозила, но от каторги он бывал на волосок, а однажды сам угодил в яму, которую рыл другому.

— Как-то раз, — продолжал приходский писарь, — возвращался Джордж на тощей своей кляче из Мелчестера, где только что кончилась ярмарка. Выбравшись из города, он заметил, что впереди едет верхом на отличнейшей лошади — такая стоит добрых пятьдесят гиней — молодой статный фермер, тоже, видно, возвращаясь с рынка. Когда они поднимались на Биссет Хилл, Джордж постарался нагнать его. Они поздоровались; Джордж заговорил о том, какие здесь плохие дороги, и так, приветливо болтая о том о сем, трусил он рысцой рядом с незнакомцем. Вначале тот отмалчивался, но мало-помалу разговорился, и у них пошла совсем уже дружеская беседа. Оказалось, что он ездил по своим делам на мелчестерскую ярмарку и надеется к вечеру добраться до Шотсфорд-Форум, чтобы завтра поспеть на рынок в Кэстербридже. Подъехав к гостинице в Вудъятсе, путники остановились накормить лошадей, а заодно и выпили — отчего почувствовали друг к другу еще большее расположение. Затем снова двинулись в путь, но недалеко от Шотсфорда, когда они проезжали через деревню Трантридж, их застал дождь; и так как уже совсем стемнело, Джордж стал уговаривать фермера не ехать дальше: под таким дождем, того и гляди, схватишь простуду; а тут, говорят, есть хорошая гостиница — и он, Джордж, думает в ней остановиться. Фермер наконец согласился. Они отдали конюху лошадей, зашли в гостиницу и славно поужинали, толкуя о своих делах, словно давнишние знакомые. Когда наступило время идти на покой, Джордж попросил у хозяина номер на двоих, и они улеглись спать в одной комнате: вот до чего они к тому времени уже подружились.

Перед сном они болтали о всякой всячине, и наконец разговор зашел о том, как, бывает, переодеваются в чужое платье с какой-нибудь целью. Фермер сказал, что не раз слыхал о таких проделках, но Джорджу, по его словам, все это было в диковинку. Вскоре фермер заснул.

Рано утром, когда фермер еще крепко спал (я рассказываю все так, как слышал), наш Джордж тихо слез с кровати и облачился в одежду фермера. А в карманах у фермера были деньги. Джордж, однако, прельстился лишь добротной одеждой и крепкой лошадкой фермера; он, видите ли, на ярмарке обстряпал одно сомнительное дельце, и ему не хотелось, чтобы при встрече его сразу могли узнать. В его намерения совсем не входило забирать деньги своего приятеля, или, точнее, брать больше, чем было нужно для того, чтобы заплатить по счету в гостинице. Поэтому, отсчитав необходимую сумму, он оставил кошелек на столе и сошел вниз. В гостинице накануне вечером никто особенно не разглядывал новых постояльцев, и те из слуг, которые в этот ранний час были уже на ногах, не усомнились в том, что Джордж это и есть фермер. Он щедро рассчитался и велел подать себе лошадь фермера, — и опять-таки никто этому не удивился, и он преспокойно поехал на чужой лошади, как на своей собственной.

Через полчаса фермер проснулся и, оглядевшись, обнаружил, что друг его Джордж исчез, надев его платье и великодушно оставив ему свой потрепанный наряд. Однако вместо того чтобы поднять тревогу, он долго сидел в кровати, о чем-то глубоко задумавшись.

— Деньги, деньги он увез, — размышлял он вслух, — вот что жалко. Но зато и одежду тожеТут он увидел, что деньги или по крайней мере большая их часть лежит на столе.

— Ха-ха-ха! — захохотал он и пустился приплясывать по комнате. Ха-ха-ха! — не унимался он, посылая улыбки своему отражению в зеркальце для бритья и в бронзовом подсвечнике. И при этом махал руками, словно фехтуя невидимой шпагой.

Затем он натянул на себя одежду Джорджа и сошел вниз. Его, видимо, ничуть не огорчило, что его принимают за другого, и даже когда он обнаружил, что ему подсунули старую клячу, а его собственную лошадь увели, он не выказал никакого возмущения. Ему сказали, что друг его уже заплатил по счету, что весьма его обрадовало. Не дожидаясь завтрака, он оседлал лошадь Джорджа и покинул гостиницу.