Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– Твоя парижская шляпа,– сказал он.

Стефен поднял её и одел.

Хейнс окликнул их снаружи.

– Так вы идёте наконец, приятели?

– Я готов,– ответил Хват Малиган, направляясь к дверям.– Выходим, Кинч. Надеюсь, ты успел доесть что мы тут оставили.

Отстранённо, он вышел понурой походкой, произнеся почти с тоской:

– И он побрёл, рыдая, с горки.

Взяв свою трость, Стефен последовал за ними и, когда те двое сошли по ступеням лестничного марша, притянул неповоротливую железную дверь и запер. Увесистый ключ скользнул во внутренний карман.

У подножия лестницы Хват Малиган спросил:

– Ключ взял?

– У меня,– ответил Стефен, опережая их.

Он шёл первым. Слышалось как сзади Хват Малиган хлещет увесистым купальным полотенцем, сшибая стебли переросшие прочую траву.

– Держитесь пониже, сэр. Куда вы выперли, сэр?

Хейнc спросил:

– А за башню вы платите?

– Двенадцать фунтов,–ответил Хват Малиган.

– Представителю министерства обороны,– добавил Стефен через плечо.

Они постояли, пока Хейнс обозревал башню и, в заключение, изрёк:

– Зимой, должно быть, мрачновата. У вас её прозвали Мартеллой?

– Билли Питт их понастроил,– ответил Хват Малиганогда французы грозили с моря. Но нашу окрестили Пуповиной.

– Так в чём ваша идея насчёт Гамлета?– спросил Хейнc Стефена.

– Нет, не надо,– вскричал Хват Малиган с болью.– Мне не вынести Фому Аквинского и пятьдесят пять доказательств, которыми он подпирает свою идею. Погодим, пока я оприходую хотя бы пару кружек.

Он обернулся к Стефену и произнеc, педантично одергивая уголки своего жёлтого жилета:

– Ведь после третьей кружки ты её не сможешь доказать, а Кинч?

– Она столько ждала,– безразлично отозвался Стефен,– что может подождать ещё.

– Вы раздразнили мое любопытство,– дружелюбно сказал Хейнc.– Это какой-то парадокс?

– Фи!– ответил Хват Малиган.– Мы переросли Уайльда и парадоксы. У нас всё намного проще. Наш бард посредством алгебры доказывает, что внук Гамлета – дедушка Шекспира, а сам он – Дух своего собственного отца.

– Что?– переспросил Хейнc, возводя палец на Стефена.– Сам он?

Хват Малиган повесил полотенце вокруг шеи, словно епитрахиль и, перегнувшись в безудержном смехе, промолвил Стефену на ухо:

– О, тень Кинча-старшего! Яфет в поисках отца!

– По утрам мы крепко усталые,– пояснил Стефен Хейнсу.– Да и пересказывать довольно долго.

Вознеся руки к небу, Хват Малиган зашагал дальше.

– Лишь пресвятая кружка в силах развязать язык Дедалуса,– заверил он.

– Хочу сказать,– объяснил Хейнc Стефену, когда они двинулись следом,– что и башня и те вон скалы мне чем-то напоминают Эльсинор. Что нависает стенами над морем , так, кажется?

Хват Малиган на миг обернулся к Стефену, но смолчал. В это безмолвное яркое мгновенье Стефену привиделся он сам, в дешёвом пропылённом трауре меж их цветастых одеяний.

– Бесподобная история,– сказал Хейнc, вынуждая их вновь остановиться.

Глаза бледные, как море под свежим ветром, ещё бледнее – твердые и пронзительные. Повелитель морей, он обратил взор к югу, на полностью пустой залив, кроме тающего на ярком горизонте дымка от почтового парохода, да парусника, что менял галсы у Маглинса.

– Я где-то читал теологические толкования на эту тему,– сказал он малость растерянно.– Насчёт идеи Отца и Сына. О стремлении Сына воcсоединиться с Отцом.

Хват Малиган тут же состроил счастливое лицо с улыбкой до ушей. Блаженно распахнув красивый рот, он уставился на них помаргивающими в шалой потехе глазами, в которых разом стёр всякую осмысленность. Кивая кукольной головой, всколыхивая поля своей шляпы-панамы, он запел придурковато радостным голосом:

Он предостерегающе поднял палец,–

Дерганув на прощанье трость Стефена, он помчался вперёд к краю скал, встрепывая руками – раскинутыми как плавники или крылья, что вот-вот вознесут его в воздух – и горланил: