Ахмед аль-Шидийяк - Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

Если описывать этого осла в нашем, арабском, стиле, то надо будет сказать, что это было животное глупое и тупое, норовистое и упрямое, сухое и жесткое, без палки он не делал ни шага, а увидев на земле лужу, принимал ее за полноводное море и шарахался от нее, как испуганный страус. Если же перейти на стиль франков, то скажем, что этот осел был сыном отца-осла и матери-ослицы. Цвета он был почти черного, шерсть напоминала на ощупь колючий кустарник, уши обрезаны, и он не проявлял ни малейших признаков резвости. Ноги сухие и безволосые, рот беззубый, губа отвисла, он убегал, когда его подзывали, и лягался, когда его подгоняли, нюхал все подряд, валялся в пыли и поднимался весь в грязи. На него не действовали ни крики, ни удары, и он трогался с места, лишь учуяв корм, хотя бы это была сорная трава. Живость в нем пробуждалась только, когда он встречал ослицу — в этих случаях он проявлял необычайную прыть, скакал и выделывал такие курбеты, что несколько раз даже скидывал с себя ношу. Была у него и еще одна особенность — несмотря на почти полное отсутствие зубов, он то и дело, и на пригорках, и в низинах, накладывал кучи навоза, что вызывало к нему еще большее отвращение. Родившись в местах, где выращивали много капусты, редиски, репы, брюквы, цветной капусты, он с малолетства испускал запах, становившийся с годами все более ужасным. Идущий следом за ним был вынужден затыкать нос и плеваться. Словом, описывай его хоть в арабском, хоть во франкском стиле, ясно, что выносить общество этой твари было не меньшим испытанием, чем само путешествие.

Обойдя несколько деревень и не найдя ни в одной из них ни приюта, ни пропитания, после долгих и безуспешных торгов с покупателями, ал-Фарйак и его компаньон сочли за лучшее вернуться восвояси, не выручив ничего, но живыми и здоровыми.

Как говорится, пересохший колодец росой не наполнишь. Торговцами они оказались никудышными. Пришлось им продать свой товар за ту же цену, за которую он был куплен, чтобы не возвращаться с ним домой и не быть осыпанными градом насмешек. После чего они смогли уснуть спокойно, не заботясь о людских пересудах. Среди людей много таких, кто не купит ни одной вещи, не переворошив весь товар, не обругав продавца и не обозвав его обманщиком. Имея дело с подобными покупателями, продавец должен делать вид, что он глух, слеп, невозмутим и покладист. Ни ал-Фарйак, ни его друг такими качествами не обладали, каждый из них старался склонить чашу весов на свою сторону. Поэтому они вернулись домой с деньгами за осла и за товар и возвратили их рыночному торговцу. Он предложил им еще партию товара, но они отказались. Однако между собой договорились снова работать вдвоем, если подвернется более выгодное дело, предпочтительно, связанное с куплей-продажей. Есть люди, устроенные так, что если кто-то из них занялся делом и не добился в нем успеха, он обязательно берется за него вновь, уповая на то, что во второй раз будет удачливее и ему непременно повезет. Первую свою неудачу он списывает на случайности и на непредвиденные обстоятельства, а впредь надеется их избежать. Человек слишком уверен в себе, в своем уме и в своей проницательности. На этом многие оступались и себе же, гонясь за выгодой, причиняли вред.

После долгих размышлений и обсуждений ал-Фарйак и его друг решились взять в аренду караван-сарай на караванной тропе, ведущей из города ал-Ку‘айкат в город ар-Рукакат {56}. Они приобрели в кредит необходимые продукты и утварь и занялись куплей-продажей, насколько позволяли им их скромные средства. В скором времени они прославились среди проезжающих своей честностью и умеренными ценами. У них охотно останавливались все, в какую бы сторону они ни ехали, нередко даже люди известные и достойные, важные и власть имущие, словно это был не караван-сарай, а сад, в котором можно приятно провести время.

У жителей этих мест было одно свойство: не успевали они собраться где-нибудь вместе, как начинали спорить и пререкаться. Пускались в рассуждения о жизни мирской и загробной, и если один что-то утверждал, другой тут же его опровергал, если один хвалил, другой порицал и первого грубыми словами обзывал. Собравшиеся делились на группы и партии, и шум поднимался невероятный. Нередко в споре переходили на личности и на похвальбу своим происхождением и заслугами. Кто-то заявлял возражавшему ему: «Как ты смеешь мне перечить, ведь мой отец близкий человек эмира, его собеседник и компаньон, ест и пьет за его столом, он его доверенное лицо, и не проходит дня, чтобы эмир не пригласил его к себе, без его совета эмир не решает ни одного дела? А предки мои известны с древнейших времен как послы этой страны и достойные ее представители. Никому не под силу было соперничать с ними в славе, чести, благородстве и щедрости!» После чего, случалось, хватались и за палки как за самое верное средство убеждения, и даже люди кроткие уподоблялись разъяренным тиграм. Буйствовали все, и выпившие и не выпившие. Дело кончалось тем, что эмир присылал на место потасовки свою стражу, и она наводила порядок. Но не дай Бог никому во время драки упомянуть имя эмира. Этого он не простил бы. Что касается серьезных побоищ, то если их зачинщику удавалось скрыться от возмездия, хватали кого-то из его родственников или соседей, забирали скот или имущество, вырубали сад, сжигали дом.