Чарльз Диккенс - Том 15. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы I - XXIX)

— Когда вы хотите меня познакомить с ними, Маргаритка? — спросил он.— Я в полном вашем распоряжении, все зависит только от вас.

— Мне кажется, это можно сделать сегодня. Вечером они все соберутся у очага, это будет самое подходящее время. Мне бы хотелось, чтобы вы поглядели, как там уютно! Это такой необыкновенный дом.

— Прекрасно. Сегодня вечером,— сказал Стирфорт.

— Они не будут знать, что мы здесь. Мы нагрянем неожиданно,— сказал я в восторге.

— Разумеется. Это неинтересно, если мы их предупредим. Надо видеть туземцев в их привычной обстановке.

— Хотя они и «такой породы люди», о которых вы говорили?

— Ах, вот как! Вы вспомнили мою перепалку с Розой? — воскликнул он, бросив на меня зоркий взгляд.— К черту эту девицу! Я побаиваюсь ее немножко. Она мой злой дух. Но довольно о ней. Что вы думаете делать? Пойдете повидаться с вашей няней?

— Ну, конечно! Прежде всего я должен повидать Пегготи,— сказал я.

— Превосходно.— Тут он взглянул на свои часы.— Оставить вас на два часа, чтобы вы наплакались всласть? Хватит вам этого?

Засмеявшись, я сказал, что этого срока вполне достаточно, но он тоже должен прийти к Пегготи и убедиться, что слава о нем предшествует ему и его считают не менее значительной особой, чем меня.

— Приду, куда хотите, и сделаю все, что хотите! — сказал Стирфорт.— Скажите мне только, куда мне прийти, а двух часов мне хватит, чтобы привести себя в сентиментальное или веселое расположение духа — по вашему выбору!

Я рассказал, как отыскать дом возчика Баркиса, ездившего между Ярмутом и Бландерстоном, и, условившись с ним о встрече, отправился один. Воздух был бодрящий, живительный, земля суха, по морю пробегала легкая рябь, солнце изливало потоки лучей, но не жарких, все казалось бодрым и жизнерадостным. И я сам был так рад приезду в Ярмут и чувствовал себя таким бодрым и жизнерадостным, что готов был останавливать каждого встречного на улицах и пожимать ему руку.

Правда, улицы казались мне слишком узенькими. Мне думается, так бывает всегда с улицами, которые мы знали в детстве, а затем увидели вновь. Но я ничего не забыл и не обнаружил никаких перемен, покуда не добрался до заведения мистера Омера. Теперь на вывеске вместо «Омер» я прочел:

но надпись «Торговля сукном и галантереей, портняжная мастерская, похоронная контора и пр.» осталась в прежнем своем виде.

Когда я, стоя на другой стороне улицы, прочел эту надпись, меня так потянуло к лавке, что я счел вполне естественным перейти через дорогу и заглянуть туда. В глубине лавки находилась хорошенькая женщина и нянчила малыша, а другой мальчуган цеплялся за ее передник. Узнать Минни и ее детей было нетрудно. Застекленная дверь из лавки была закрыта, но из мастерской, со двора, доносился тот же негромкий стук, что и раньше, словно он никогда не прерывался.

— Мистер Омер дома? — спросил я, войдя.— Если он дома, мне хотелось бы его повидать.

— О да, сэр, он дома. В такую погоду не выйдешь с его астмой. Позови дедушку, Джо,— сказала Минни.

Мальчуган, вцепившийся в ее передник, так заорал, что сам оробел и спрятал лицо в складках ее юбки к большому ее восхищению. Послышалось пыхтенье и сопенье, оно все приближалось, и скоро показался мистер Омер; он страдал одышкой еще больше, чем раньше, но не очень постарел.

— Чем могу служить, сэр? — сказал мистер Омер.

— Хочу пожать вам руку, мистер Омер! — ответил я, протягивая руку.— Когда-то вы были ко мне очень добры, но, боюсь, в то время я еще не мог выразить свои чувства.

— Я был добр к вам? — удивился старик.— Рад это слышать, но не помню когда. Вы уверены, что это был я?

— Вполне.

— Должно быть, с памятью у меня становится так же худо, как с дыханием,— сказал мистер Омер, вглядываясь в меня и покачивая головой,— потому что я вас не помню.

— Вспомните, как вы встречали карету, в которой я приехал, и как я завтракал здесь… А потом мы поехали все вместе в Бландерстон — вы, и я, и миссис Джорем, и мистер Джорем… Тогда он не был еще ее мужем!

— О господи! — воскликнул мистер Омер и от удивления закашлялся.— Да что вы говорите! Минни, дорогая, ты помнишь? Боже мой, конечно! Хоронили леди, не так ли?

— Мою мать,— сказал я.

— Вот… именно! — Мистер Омер дотронулся до моего жилета указательным пальцем.— И еще младенца… Двоих сразу. Младенца в том же гробу, что и мать. Да, да, в Бландерстоне… Боже мой! Ну как же вы поживаете с той поры?

Я поблагодарил его, сообщил, что со мной все обстоит благополучно, и выразил надежду, что и у него все в порядке.