Лев Гумилёв - Дар слов мне был обещан от природы

Весь цикл этих романов без сомнения родился из того же стремления Д.М. Балашова осмыслить отечественную историю с точки зрения пассионарной теории этногенеза. Замысел целой серии под общим названием «Государи Московские» и представляет вниманию читателя настоящее издание.

«Государи Московские» — незаурядный пример в современной отечественной исторической романистике. В самом деле, цикл состоит из вполне самостоятельных и художественно и композиционно крупных литературных произведений, — «Младший сын» (1977), «Великий стол» (1980), «Бремя власти» 1982), «Симеон Гордый» (1984), «Ветер времени» (1988), «Отречение» (1990). И хотя каждый из этих шести романов можно прочесть в качестве самостоятельного произведения, все вместе они представляют собой целостное, неразрывное историко-художественное полотно, охватывающее огромный и крайне значимый в отечественной истории промежуток времени — с 1263 г. (смерть кн. Александра Ярославича Невского) до середины XIV в. (создание Московской Руси и Великого княжества Литовского). И эта столетняя историческая картина со многими десятками исторических и созданных воображением писателя лиц воссоздана Д.М. Балашовым погодно . Сам Дмитрий Михайлович в послесловии к первому роману «Младший сын» следующим образом сформулировал свою концепцию исторической романистики: «В изложении событий, даже мелких, я старался держаться со всей строгостью документальной, летописной канвы, памятуя, что читатель наших дней прежде всего хочет знать, как это было в действительности, то есть требует от исторического романа абсолютной фактологической достоверности. Поэтому я разрешал себе лишь те дорисовки в летописному рассказу, которые позволительны в жанре художественного воспроизведения эпохи, например, в воссоздании второстепенных персонажей, людей из народа, живых картин тогдашней жизни, которые, однако, тоже строились мною по археологическим и этнографическим источникам» [6]. Следовательно, принятое писателем определение «роман-хроника» вполне правомерно, но, на мой взгляд, оно все же недостаточно полно. Дело в том, что, придерживаясь летописной фактологической канвы, Д.М. Балашов никогда (а в поздних романах — особенно) не принимает эту канву безусловно. В необходимых случаях (как то — брак Данилы Александровича, причины плена митрополита Алексия и т. п.) летописные лакуны и политические умолчания дополняются Д.М. Балашовым весьма корректно проработанными и непротиворечивыми версиями. Здесь в романе-хронике появляются и черты исторического трактата, а переход от констатации к осмыслению событий должен быть поставлен в несомненную заслугу автору.

Пользуясь тем обстоятельством, что издательство «Художественная литература» выпускает цикл «Государи Московские» целиком, я не буду утомлять читателя пересказом содержания, ибо пересказ автора предисловия неизбежно вторичен и излишне субъективен. Отнимать же у читателя удовольствие самому проследить за сюжетами романов Д.М. Балашова — дело и вовсе неблагодарное. И потому я остановлюсь лишь на тех моментах исторического и художественного видения Д.М. Балашова, которые, как мне кажется, требуют дополнительного комментария.

Историографический цикл «Государи Московские» — это, несомненно, глубоко самобытное художественное произведение как по замыслу, так и по исполнению. Во-первых, в его основе лежит оригинальная концепция исторического становления России, проистекающая из пассионарной теории этногенеза. Потому конец XIII и XIV вв. закономерно рассматриваются Д.М. Балашовым не как продолжение развития Киевской «украсно украшенной» Русской Земли, а как время ее окончательного крушения и одновременно создания при помощи этих обломков совершенно новой культуры и государственности — Московской Руси. Во-вторых, такой взгляд на русскую историю XIII–XIV вв. заставляет автора целиком переосмыслить и роль монголов, отказаться от самого предвзятого мифа в отечественной истории — мифа о «монголо-татарском иге», о «России — спасительнице Западной Европы, заслонившей от диких орд цивилизованные страны». В-третьих, в основу изложения Дмитрием Михайловичем положен строгий хронологический принцип. Отсутствие временных лакун в его рассказе придает масштабность историческому циклу, определяет его значительный объем (весь цикл насчитывает более 130 печатных листов). Мне кажется, тем не менее, что автору нельзя поставить в упрек этой длинноты изложения, ибо иначе охватить события бурного и трагического столетия было бы просто невозможно.